Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Помяни меня в своих святых молитвах к господу богу. Припадаю к стопам твоим и снова говорю: приди!

Грешный, пребывающий в надежде Порфирий».

Смирягин тщательно заклеил конверт и написал на нем имя адресата. Теперь надо было переправить письмо в обитель. Отказаться от услуг почтового ведомства у Смирягина были все основания: он знал, что письма к братии проходят цензуру духовных отцов, а это никак не устраивало Порфирия. Поэтому, направившись от хижины охотника прямиком через лес, он вышел к монастырской дороге в полукилометре от ворот. Здесь он приглядел одинокого странника, внушившего ему доверие своим благостным видом, попросил его разыскать в обители брата Акинфия и передать ему в собственные руки письмо. «В собственные руки», — повторил Порфирий, пообещав, что за услугу брат Акинфий поможет страннику с ночлегом и едой.

Стоит ли говорить, что в тот же день Смирягин задолго до условленного часа пришел на место свидания. Можно было надеяться, что брат Акинфий не забыл этот живописный уголок кладбища, неподалеку от калитки в монастырской стене, — слишком памятным был тот случай, когда, уединившись вдвоем, они предавались здесь карточной игре и, увлекшись до того, что пропустили две службы и не выполнили дневных послушаний, оба заявились в обитель в непотребном виде, и дело едва не кончилось изгнанием. Выручило Акинфия неожиданное заступничество отца Евлогия. Заодно пощадили и Порфирия. Проступок обошелся обоим епитимьей. Как теперь понимал Смирягин, заступничество Евлогия имело свои причины и подтверждало его догадки о причастности Акинфия к делишкам казначея.

В ожидании приятеля Порфирий успел пересчитать все кипарисы на кладбище и все видимые глазу могилы. Но брат Акинфий так и не пришел. То ли письмо не успело попасть к нему, то ли он решил для начала поманежить своего приятеля.

С невеселыми мыслями вернулся Смирягин в жилище охотника, но утро опять вселило в него надежду, и, едва дождавшись условленного часа, он побежал к месту свидания.

Спустя полчаса открылась монастырская калитка, и вышедший из нее монах направился в сторону кладбища. Да, это был Акинфий — узнать его было просто во все времена. Из-за округлости фигуры он среди братии жил под кличкой Кинь-Колобок.

Порфирий поспешил к нему навстречу, и приятели обнялись.

Смирягина даже слеза прошибла — столько воспоминаний навеяла на него встреча со старым товарищем. Брат Акинфий держался снисходительно.

— Эк, тебя жизнь-то потрепала, — сказал он, отстраняя Смирягина и оглядывая его с ног до головы. У него самого вид был прямо-таки цветущий, он не говорил ни о воздержании, ни о безропотном отречении от благ земных. Толстые румяные щеки по сторонам картофелинки-носа так подпирали глазницы, что от глаз оставались лишь щелочки, а все лицо имело хитрое выражение.

Смирягин взирал на приятеля с восторгом. Потом засуетился, начал смахивать платком пыль с могильной плиты.

— Ну что, душа заблудшая, все волком по земле ходишь? — спросил чернец, усаживаясь на приготовленное ему место.

— Каким уж там волком, аки пес бездомный мыкаюсь.

— Долго ждали тебя здесь… — многозначительно проговорил Акинфий и, окинув взглядом нищенскую одежу приятеля, добавил: — Не больно-то, я вижу, разжился на те денежки.

— Не говори, попутал бес…

— «Бес, бес», — передразнил Акинфий, — в господа, видно, совсем веру потерял.

— Не потерял, а толку что… Ты-то как живешь-можешь? — спросил Порфирий, уходя от неприятного разговора.

— Я-то? Да ничего, господь милует. Новая власть хоть и поприжала обитель, а все жить можно. Я у отца эконома в первых помощниках хожу, — похвастался инок.

Собравшись с духом, Смирягин коротко поведал о своих злоключениях. Слушая бывшего монаха, Акинфий с ехидцей кивал головой.

— С твоим бы счастьем да по грибы ходить, — резюмировал он. — Пора бы уж бросить все да о душе подумать.

— Где уж, — махнул рукой Смирягин. — Вот если бы деньгами обзавестись да на божеское дело пожертвовать, тогда другой разговор.

— Ловок ты, как погляжу…

— Так зачем бог послал? — спросил, наконец, Акинфий.

— Дело-то вот какое… Смекаю я, что есть возможность разжиться… с твоей помощью.

— Господи! Этот человек никогда не исправится!

— Слышал я, что в обительских подвалах золотишко есть…

— Пустое болтают… От кого слышал?

— Да сам же ты и говорил.

— Ишь ты, не забыл!

— Я не только от тебя слышал, — добавил Порфирий.

— Может, и вправду есть что-нибудь, а тебе-то какой прок от этого? У всякого добра хозяин есть.

— Всегда ли ты так рассуждал? — напомнил Смирягин.

— Я не люблю пустые затеи. Ну и что же ты хочешь от меня? — вслед за этим непоследовательно спросил монах.

— Брат любезный, скажи, где тот подвал находится, сделай милость! — с жаром воскликнул Порфирий.

— Похоже, здесь у тебя не прибавилось, — ответил монах, постучав себя по лбу. — С какой это стати я буду тебе рассказывать? Какой мне резон?

— Да ведь надоело по земле мыкаться, одна надежда на тебя. Ты мне только укажи, где то добро лежит, а если дело выгорит, я все к твоим ногам принесу — распоряжайся! А мне что дашь, на том спасибо…

Он на секунду споткнулся, затем продолжал горячо:

— Ведь ты в тот раз похвастался, что в том золоте и твоя доля есть. Но ведь только доля… И к тому же сам посуди: время такое — ни за что ручаться нельзя. Того и гляди, власти все отберут. А не отберут, так Евлогий тебя с носом оставит — знаю я его.

— А если дело не выгорит, тогда что? Сам попадешься и меня за собой потянешь?

— Твоя голова светлей моей, но одного ты не смекнул. Я же расстрига, если поймают, то судить могут только мирским судом. Они мне шею намнут да и отпустят восвояси. Понял?

На этот счет у монаха было другое мнение. «Если попадешься — храни тебя Христос!» — с жалостью подумал он. Акинфий задумался, и Порфирий поздравил себя — клюнуло!

Не очень-то убедительным было то, что говорил Смирягин, но в одном он попал в точку. Акинфий был в числе сообщников казначея, но не настолько близок к нему, чтобы быть уверенным в обогащении; хитрость и коварство Евлогия он знал не хуже Смирягина. Если исключить немногие подачки за свое пособничество, то он должен был довольствоваться весьма туманными обещаниями. Ход его рассуждений сейчас был таков:

«Чем черт не шутит, а вдруг… Ведь случается, что и дуракам везет. Если дело выгорит, хорошо — деньги пополам. А если Порфирий попадется — все шишки на него. На худой конец, если выдаст, кто наводчиком был, то можно и стрекача из обители дать. Про черный день кое-что припасено».

Порфирий с нетерпением ждал, когда Акинфий заговорит.

Оттягивая решение, тот сказал: