Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

— Вывозят! Этой ночью вывозят!

— Что вывозят?

— Сокровища!..

— Как узнал?

Коротко и сбивчиво Василид рассказал о сговоре монахов. Федя слушал, восторженно тараща глаза.

— Здорово! Вот это здорово!

Поспешно одеваясь, он продолжал:

— Ты возвращайся в обитель, чтобы монахи не хватились, а мы с Аджином будем караулить их. Выследим, куда они сокровища спрячут, а потом вместе решим, как быть дальше.

— А может, не надо рисковать? Может, лучше пойти вместе в ревком и рассказать все?

— Ну, нет! — воскликнул Федя. — Это совсем не то!.. Придем в ревком, а там нет никого. Пока соберутся, то да се, монахов и след простынет. Это раз. Но даже если вовремя успеют в обитель, то отобрать сокровища не имеют права — сам же ты говорил, что декрет еще не вышел. Монахи от всего отпираться станут, такая канитель начнется! Смекаешь? То ли дело, выследим и сами посмотрим. Монахи наверняка устроят клад в пещере; откроем мы пещеру — а там всего до черта! — сундуки с драгоценностями, бочонки с золотом!.. Привезем все это в ревком, выложим — нате вам, пользуйтесь! Представляешь?

Он говорил с такой страстью, что Василид и на этот раз согласился. Но при мысли о возвращении в обитель у него защемило сердце.

— Возьмите и меня, — попросил он дрогнувшим голосом.

— Пойми, нельзя тебе сейчас исчезать из монастыря, — участливо сказал Федя, — ведь если тебя там не окажется, Евлогий сразу смекнет, в чем дело. Ты уж дотерпи как-нибудь, а я, как вернусь, вызволю тебя.

Василид смирился.

Федя уже успел одеться. Хотя на дворе было тепло, в последний момент он догадался взять старое пальтишко. Со времени приезда в эти края он его ни разу не надевал и теперь обнаружил, что успел основательно вырасти — пальто было выше колен. Из съестного под рукой оказалась лишь кукурузная лепешка, которую он и сунул за пазуху.

Чтобы не разбудить хозяйку, выбрались через окно. До набережной шли вместе. Оба торопились.

— Страшно мне за тебя, — сказал Василид. — Не дай бог попасться этим разбойникам в руки. У них наверняка и оружие есть. Верховодить в походе будет отец Рафаил — уставщик наш. Это очень опасный человек, правая рука Евлогия.

— Какой он из себя? — спросил Федя.

— Маленький, невидный, а глаза хитрющие.

У начала набережной остановились. Здесь предстояло расстаться: Федя шел за Аджином, Василид возвращался в обитель.

Тревога вдруг коснулась Фединого сердца. Ревком был рядом, в одном из окон еще горел свет. Но жажда приключений все же победила.

— Ну, пока, — сказал Федя. Он легонько обнял друга за плечи. — За нас не беспокойся, сам будь осторожен. Главное — в обители не проговорись обо всем, что знаешь. Если совсем туго придется — беги в ревком.

Василид свернул к монастырю.

Теперь, когда возбуждение улеглось, страх овладел им — такая кругом была темень. Лишь дорога, обсаженная кипарисами, смутно белела впереди. Не вовремя мальчик вспомнил, что кипарис — дерево скорби. Он шел, ступая как можно тише. О том, что ждет его по возвращении, старался не думать. Усталость навалилась такая, что послушник едва передвигал ноги; к стене обители подошел уже совсем обессилевшим. Перелезть через нее с наружной стороны оказалось куда труднее.

За стеной было темно. Чтобы не шуметь, Василид не спрыгнул, а спустился на руках. В тот момент, когда ноги коснулись земли, послышался шорох и его схватили. От страха Василид хотел закричать, но чужая рука зажала рот, а вслед за тем лицо крепко обернули тряпкой. Две пары рук тянули его куда-то. Скрипнула дверь, его потащили по лестнице вниз. Не хватало воздуха, Василид почти терял сознание. Но вот снова скрипнула дверь, с лица сорвали тряпку. От толчка он упал на каменный пол. Сзади взвизгнул металлический засов, и послышались удаляющиеся шаги.

Василид остался один в полной темноте.

К приходу Феди Аджин еще не спал, его фигура маячила в глубине двора, где он запирал на ночь скотину.

Асида в свете углей затухшего очага мыла посуду после недавнего ужина.

Федя вызвал друга коротким свистом. В двух словах он передал ему сообщение Василида, и Аджин, готовый ко всему, убежал, чтобы обуться и одеться потеплее. Разговор их происходил у калитки, Асида наблюдала за ними. Стоило Аджину скрыться в хижине, как девочка подошла к Феде. Он следил за ее приближением с некоторой тревогой, но в поведении Асиды пока не было ничего воинственного. В сумраке глаза ее казались еще чернее, лицо еще более смуглым. Она остановилась в двух шагах от Феди и сказала:

— Здравствуй!

— Добрый вечер, — ответил он и, помедлив, добавил: — Я думал, ты уже спишь.

— У меня дела были. А ты куда собрался?

— Так, тоже дела.

— Ты тепло оделся…

Нельзя же было рассказывать ей о своей затее, да и услышать в ответ насмешки Федя тоже побаивался. Он смолчал.

Асида сказала тихо:

— Ночь темная, в такую ночь ходить опасно. Теплая одежда только от холода спасет. — Она оглянулась: Аджина не было видно. — Возьми это, пусть поможет тебе.

Асида сняла что-то с шеи и положила Феде на ладонь.

Федя не отпустил ее руки. Знакомое сладостное тепло подступило к сердцу; разочарования, неудачи, воспоминание о неразделенном чувстве — все исчезло в эту таинственную минуту. Он готов был стоять так до бесконечности, но Асида, уловившая шум со стороны дома, высвободила руку и отступила назад.

— Да ждет вас удача! — сказала она и быстро отошла. Во дворе она разминулась с братом, и тот подозрительно оглянулся ей вслед.

— Что, опять драться хотела? — спросил он Федю.

— Нет.

— А чего ей надо? — допытывался Аджин.

— Не знаю, — ответил Федя и улыбнулся в темноте.

Они скорым шагом направились в сторону монастыря. Выждав удобную минуту, Федя сунул за пазуху подарок. Что это было, он так и не сумел разглядеть.

По дороге друзья наметили план предстоящей операции. Впрочем, он еще раньше созрел в Фединой голове, и сейчас он излагал его Аджину. Суть состояла в том, что, помимо главных монастырских ворот, существовал выход в сторону кладбища. Дорога от этих ворот через окраинные улочки вела в горы. Федя был уверен, что стеречь возле них куда надежнее.

Аджин мыслил проще:

— Слушай, дорогой, зачем много думать? Подкараулим их на дороге и нападем! Камни, палки есть — чего еще надо!

— Нет, это не годится! Мы не знаем, сколько монахов будет сопровождать караван, да и наверняка они будут вооружены.

— Все равно…

— Все равно бывает только покойникам. К тому же неизвестно, какой дорогой они пойдут. Давай условимся: ты будешь караулить возле главных ворот, а я со стороны кладбища. Идет?