Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Позавтракав, оседлали мулов. Худыша, который с вечера пришел вместе с Аджином, решено было взять с собой. По этому случаю ему перепало кое-что от завтрака, и теперь он радостно вертелся под ногами людей и мулов.

Иван Егорович взял винтовку. Тинат догадывалась о цели похода.

— Да ждет вас удача! — сказала она и стояла у калитки до тех пор, пока маленький караван не скрылся в утреннем тумане.

Ехали скорым шагом, а там, где позволяла дорога, мулы переходили на рысь. Не доезжая сторожевой башни, встретили старика-абхазца. Поздоровались с ним. Старик, приложив руку к груди, ответил:

— Честь и привет вам! Да будет удачен ваш поход, пусть милуют вас горы! — Он оперся руками и подбородком на алабашу и проводил их долгим взглядом.

Настроение у всех было преотличным. Но больше всех ликовал, конечно, Аджин. Он вертелся в седле, точно ему сам черт не брат, и лицо его сияло. Худыш тоже был в восторге от путешествия: резвился вокруг всадников, убегал далеко вперед и торжествующе лаял по любому поводу.

Федя с волнением оглядывал знакомые пейзажи. Но как изменилось все вокруг! Горы, столь суровые месяц назад, покрылись многоцветным ковром. Кустарники оделись листвой. На понтийском рододендроне пылали темно-розовые чаши цветов. Словно белой пеной покрылись заросли жасмина. Зелень на склонах гор местами переходила в синеву от бесчисленных фиалок. В прохладных лощинах прятались тысячи подснежников. Из-под кустов выглядывали яркие орхидеи. Благоухание цветов наполняло воздух.

Задолго до полудня достигли моста через Монашку и продолжали путь по пастушьей тропе. Теперь временами приходилось слезать с мулов и пешком проходить опасные участки.

Ребята шли, весело болтая, и Федя не сразу обнаружил, что сбился с тропы, а когда спохватился, то решил смолчать: впереди уже виднелся вход в знакомое ущелье. Это решение обошлось путешественникам недешево. Припекало солнце: обливаясь потом, пробирались они среди неразберихи скал, камней, осыпей. Мулы, напряженно выгибая спины, карабкались вверх. От скрежета подков леденело сердце. Как ни стыдно было Феде, пришлось сознаться в своей ошибке отцу и Аджину. Его не упрекали, только Аджин выразительно постучал себя кулаком по лбу.

Перед входом в ущелье снова выбрались на тропу. Через несколько минут она повисла над кручей. Здесь снова покинули седла и шли пешком над ревущим далеко внизу потоком. У Ивана Егоровича замирало сердце при мысли об опасности, которой подвергался здесь его сын, путешествовавший в одиночку…

Зато по выходе из сырого, темного ущелья им предстала широкая приветливая долина в обрамлении горных склонов, заросших пихтовыми лесами. Тропа вилась по ее дну среди альпийских лугов, расцвеченных тысячами цветов: белыми анемонами, синими генцианами, золотой сон-травой, розовыми астранциями.

На отдых остановились, лишь немного не доехав до того места, где монашеский караван провел свой ночлег.

Здесь, на склоне горы, местами возвышались каменные ограды. Неизвестно, что они огораживали, да и высотой-то были до колена. Федя обратил на них внимание Аджина.

— А-а, — откликнулся тот равнодушно, — это ацангвара.

— Для чего они?

— Тут жил такой народ — ацаны, маленькие, как дети.

— Карлики? Ишь ты! Куда же они делись?

— Не знаю, давно было.

Иван Егорович тоже отозвался:

— Я слышал эту легенду. Может, и вправду жил такой народ. Вот наладим жизнь, ученым будет над чем головы поломать: в самом городе дольмены стоят, и то до сих пор неизвестно, для чего предназначались.

…Спустя час они подошли к месту ночной стоянки каравана. У Феди стеснилось сердце при воспоминании о той жуткой ночи. На земле еще сохранились остатки головешек. Все сошли с мулов и, осторожно приблизившись к краю обрыва, заглянули в пропасть. Внизу не было никаких следов трагедии: то ли тела бедных монахов были растащены хищниками, то ли унесены полноводной весенней Монашкой.

Вскоре поравнялись с местом, откуда можно было подняться к пещере Рыжего монаха. Решили навестить отшельника на обратном пути.

Мост, разрушенный монахами, был уже восстановлен: может быть, это сделали участники ревкомовской экспедиции, а может, постарался какой-то охотник.

Переправившись на другой берег, расстались с Монашкой и поднялись на плато.

Они выехали к противоположному краю плато.

— Здесь!.. — выдохнул Федя.

А вот и склон долины. Он пышно зазеленел кустарниками и травой; казалось, и елей на нем прибавилось. Но это был тот самый склон, в котором таилась пещера с сокровищами.

Все спешились. Федя показал рукой:

— Вон там, слева от ручья.

Ручей, вдвое увеличившийся от весенних вод, мчался каскадом по склону горы и вливался в речку, струившуюся на дне долины.

— Пещеры отсюда, понятно, не видно: вход ее монахи наверняка замаскировали да и зелень разрослась, — сказал Федя.

Ведя в поводу мулов, они спустились в долину. Здесь их словно поджидала окаймленная с трех сторон елями лужайка для стоянки. Месяц назад на этом же месте расположился монастырский караван.

Углубившись в лес, Федя с Аджином нарубили еловых лап и притащили их к месту стоянки, потом натаскали сушняка для костра. Иван Егорович расседлал мулов и спутал им ноги.

Покончив с делами, сели на минуту отдохнуть. Теперь усталость показалась смертельной.

Иван Егорович попробовал отказаться от участия в поисках пещеры, но Феде во что бы то ни стало хотелось, чтобы отец был свидетелем его торжества.

Лихорадочное нетерпение овладело друзьями. Все встали у подножия горы.

— Ну, за дело! — скомандовал Федя, и восхождение началось.

Аджин скоро обогнал всех, карабкаясь с удивительной ловкостью. Федя не очень торопился, он ведь знал, где надо искать. Вот и он достиг нужного уровня, но пока не видел никаких следов пещеры. Теперь он ревниво ждал радостного вопля Аджина, но и у того дело обстояло не лучше. Сплошные глыбы скал уступали место камням помельче или затвердевшей земле, пересеченной узловатыми еловыми корнями. Не было ни искусственных каменных нагромождений, ни свежих земляных насыпей.

— Ничего не понимаю, — упавшим голосом сказал Федя, — не могли же они взорвать гору и обрушить ее на это место, тогда бы здесь и растительности не было.

Собравшись все вместе, они стали гадать и приглядываться к склону. Затем снова начали поиски. Нашли барсучью нору, гнездо какой-то птицы, спугнули белку.

Федя был обескуражен и подавлен. Он не мог этого скрыть, и Иван Егорович сочувственно поглядывал на него. А Федю не покидало ощущение, что пещера где-то рядом. Но где?

— Что за чертовщина! — пробормотал он, остановившись. — Я знаю, что видел пещеру на этом склоне…