Петр Северов - Легенда о черном алмазе

Последнее, что успел сделать Ганс в шахтерском городке, так это высадить в фотоателье Петрунькевича окно и швырнуть туда гранату.

Недобрым словом вспоминал теперь старик Петрунькевич озверевшего фашиста, когда пришлось заново штукатурить стены и потолок ателье, выковыривать из пола острые осколки гранаты, опять-таки чинить витрину, расписывать новую вывеску.

Во дворе располагалась небольшая подсобка. Петрунькевич решил отремонтировать и ее. Иначе где проявлять негативы, где печатать фото? Ателье для этого слишком тесное, а клиентов в ожившем городке ожидалось немало.

Когда, вооружившись веником, тряпкой и скребком, он распахнул дверь подсобки, кто-то негромко окликнул его. Коренастый мужчина в сером костюме, чернобровый, с продолговатой родинкой под глазом, мягко поклонился, приподняв шляпу.

- Не ошибаюсь, этот сарайчик принадлежит вам?..

- Точно,- кивнул Петрунькевич.- Только это не сарайчик, это фотоателье, здесь будет лаборатория для обработки негативов.

Незнакомец усмехнулся:

- Ни за что не подумал бы, чтобы в таком сарайчике помещалось фотоателье…

- Не сарайчик, а фотолаборатория! - упрямо поправил Петрунькевич.- Я и при фашистах здесь работал, полицаев фотографировал.

- И вы не боялись их? -сочувственно удивился незнакомец.- Это же были звери! Мне столько рассказывали… Знаете, самому мне не довелось их видеть, в годы войны я как ученый был эвакуирован на Урал.

Гаврила Петрович внимательно взглянул на незнакомца.

- Вот оно что! Значит, ученый… А по какой части, если не секрет?

Мужчина опять усмехнулся:

- Ботаник. Изучаю травы, цветы… Собираю гербарии… Вот вы улыбаетесь, наверное, подумали: какими же пустяками занимается товарищ… Но это, уважаемый, не пустяки - это большая и важная наука. Впрочем, извините: как только речь заходит о ботанике, я увлекаюсь и готов читать лекцию. Ничего не поделаешь, любимый предмет! Позвольте вам представиться: моя фамилия Орлов… Николай Павлович Орлов. Вы знаете, мне очень понравился ваш сарайчик. Именно такое помещеньице я подыскиваю: оно укрыто от солнца и очень удобно для вяления и сушения трав. Поэтому хочу попросить: уступите мне вашу лабораторию на десяток дней, а? Я, конечно, хорошо заплачу, возьму на себя уборку и легкий ремонт.

Гаврила Петрович развел руками:

- Зачем же вам, почтенный, эти излишние хлопоты? Вон у соседа чистенький светлый сарайчик. Пойдемте и договоримся: он ни рубля с вас не возьмет, поскольку ради науки.

Орлов опустил глаза:

- Извините, но тут уже вопрос характера. Уж если что-нибудь понравится мне - не отступлю. Право, ну что вам стоит уступить мне сарайчик на какую-то недельку? Итак, по рукам?..

Гавриле Петровичу доводилось слышать, что иные ученые люди отличаются странностями, по-видимому, и этот ботаник тоже чудаковатый. И Петрунькевич заколебался:

- Ну, если ради науки…

Именно в эту минуту перед Гаврилой Петровичем и появилась маленькая белокурая синеглазая девчушка. Привстав на носки поношенных сандалий, она тоненько и весело пропела:

- Дяденька Гаврила, я пришла вам помогать.

Петрунькевич даже растерялся и попятился на два-три шага:

- Ты?.. Помогать? А в чем твоя помощь,милая?.. Чья ты?..

Девочка доверчиво смотрела широко раскрытыми, ясными и веселыми глазами.

- Как это - чья? Мамкина и папкина. Только я их не помню: война забрала…

- Значит, сиротка? - тихо спросил Петрунькевич.- Ты хочешь заработать на кусочек хлеба? Вот у меня есть мелочь… возьми…- Он протянул девочке на открытой ладони несколько монет: - Бери,и никакой твоей помощи не нужно.

Девочка напряженно опустила руки и покачала головой:

- Может, вы подумали, что я… нищенка? Но я и правда пришла вам помочь. И я не одна: вон видите моего товарища у ворот? Его зовут Костиком. И он тоже пришел помогать вам. Спрячьте, дядя Гаврила, свои деньги.

Ботаник сначала смотрел на девчушку с любопытством, но потом взгляд его насторожился, глаза как бы налились свинцом.

- А ну-ка, давай отсюда, бродяжка! - Он даже ногами топнул.- Эта девчонка, наверное, воровка, гоните ее, Гаврила Петрович. Ну, кому сказано, уходи!

Гаврила Петрович резко обернулся к Орлову:

- Подождите… Зачем же так грубо? Девочка славная, и мне хотелось бы знать, что привело ее ко мне.- Он прикоснулся к хрупкому плечу Анки: - Как тебя зовут?. Кудряшка?.. Что за странное имя? Ну, объясни мне: какой тебе интерес выносить мусор из сарая?

Очень сложное чувство испытала в ту минуту Анка. Подобное с нею однажды случилось на реке: не соразмерив силенок, она очутилась на быстрине, и ее понесло, понесло… Нужно было собраться, поглубже вдохнуть и, главное, сохранить спокойствие. Нет, она не могла раскрыть Гавриле Петровичу своих планов, да еще при этом угрюмом постороннем человеке. Порывисто переводя дыхание, она сказала:

- У меня никогда не было игрушек. Разве что камешки да стекляшки. Вот мы с Костиком и стали собирать коллекцию. Теперь она у нас большая. Это пули, осколки снарядов и бомб, стреляные гильзы, сломанный штык, пробитая каска… Люди говорят, что когда-то в ваше ателье фашисты бросили гранату. Мы с Костиком хотим поискать осколки.

У Гаврилы Петровича губы задрожали:

- Бедненькая… Вот какое детство уготовила вам война…

Незнакомец, назвавшийся ботаником Николаем Павловичем Орловым, почему-то обозлился пуще прежнего:

- Она вас обманывает, это хитрая бродяжка!.. Гаврила Петрович, да гоните же ее со двора!

Добродушное лицо Петрунькевича напряглось, обозначив глубокие морщины, он в упор посмотрел на незнакомца.

- Послушайте… Как вас там… почему вы так не люби-те детей? Разве можно жить на свете, не любя детей?.. Нет, мы с вами не поладим. Моя лаборатория внаем не сдается.

Василий Иванович Бочка много слышал о черных делах гестаповца по кличке Бешеный Ганс. Однако встречаться с тем прохвостом ему не доводилось, даже фотографий «грозы района» Бочка никогда не видел. Люди, которые томились в местной тюрьме гестапо и которым чудом удалось вырваться на свободу, рассказывали, что Ганс Бруфт не расставался с плетью из воловьих жил с острыми проволочными шинами, и многие узники той тюрьмы после вызова к Бешеному Гансу были мечены жестокими шрамами.

В Донбассе, как известно, фашистские оккупанты чувствовали себя неуютно и потому карали всех без разбору. Шахтеры - народ отважный и упорный, оказалось, их не так-то просто сломить. Гестаповцы, тайные шпики, предатели-полицаи бесследно исчезали в глухих и почти обезлюдевших поселках. Тот же Бешеный Ганс дважды спасался бегством от народных мстителей. Не менее дюжины его прислужников-полицаев партизаны зарыли в оврагах и лесах меж Пролетарском, Лисичанском и Кременной. И ничего неожиданного не было в том, что пришел час, когда взяли «на мушку» на окраине Волчеяровки и Бешеного Ганса.