Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Намерение устроить сына в русскую школу гость объяснил просто. В удэгейском поселке, сказал он, работает восьмилетка. Многие сородичи Ляна, закончив ее, а потом техникумы да институты, возвращаются домой врачами, бухгалтерами, учителями. Но Ляну такая специальность не нравится. Он мечтает стать зоотехником или агрономом. А у Кедровской школы есть ферма и земля, ее ученики будут проходить практику у опытных полеводов и животноводов. Если Лян поживет в таком селе года два-три, он обязательно поступит в сельскохозяйственный техникум. А этого хочет и сам мальчишка и колхозу выгода. Ведь в следующей пятилетке охотничья артель наверняка обзаведется и молочнотоварной, и свиноводческой фермами. Будут и поселке и огороды, и пасеки…

Проводив гостя, друзья окружили маленького охотника.

— Скажи. Лян, правда это? — дернула товарища за рукав Людка. — Неужто стонешь жить один-одинешенек в чужом селе? До родных ведь триста километров!

— Какие еще триста? — нахмурился мальчишка. — Отец — десять километров. Захотел — каждый день гости бегай.

— А мать? Как же без матери? — нерешительно подал голос Юрка.

— Очень просто. Охотнику самостоятельности привыкать надо.

— Ну-у! К самостоятельности! — протянул Петька. — Домой-то захочется!

— Может, захочется, — согласился Лян. — Тогда вертолет есть. Садись и лети каникулы.

Один Митька ничего не спрашивал и ничему не удивлялся. Он просто пустился вокруг друга в пляс.

— Ур-р-ра! Нашего полку прибыло! Ур-р-ра!

Глядя на него, заулыбались и девчонки. За лето они по-настоящему подружились с Ляном, и теперь тоже радовались, что он будет учиться в Кедровке.

Трясясь с Кузьмой в телеге, Петька мог вспомнить еще о многом. Лошадь, помахивая хвостом, лениво брела по лесной дороге. Будто жалуясь на судьбу, стонало немазаное колесо, грустно шептались вокруг полуобнаженные деревья, а он все думал и думал.

Невеселые мысли не раз приходили в голову и потом. А между тем, как оказалось, настоящих причин для уныния не было.

Через две недели Петька снова собрался в Кедровку. Хотел сказать об этом Сереже, но вожатый опередил его.

— Вот что, Вера, — допивая чан, сказал он. — Кончим завтракать — собирай посуду и отправляйся с девчонками на пасеку. Обедать будем уже там… Звено пионеров ссыпет в мешки орехи и поедет следом за вами. Двоих или троих ребят пошлешь на лошади к дяде Грише. Пусть сдадут все, что собрано, и получат полный расчет. А я со старшеклассниками останусь тут снимать палатку.

— Заготовкам, значит, конец? — спросила девушка. — А как же с имуществом ученых?

— Да как-нибудь. Дня три покараулим. А там, глядишь, приедет Маргарита Ивановна…

Везти в сельпо собранные орехи поручили Петьке и Коле. А с ними вызвался ехать и Лян.

— Передавайте привет нашим! — кричали вслед соскучившиеся по родным старшеклассницы. — Пускай ждут нас домой послезавтра!

По приезде в деревню телега направилась прямо к магазину. Коля и Лян с помощью дяди Гриши взялись выгружать мешки и бочки, а Петька, не теряя времени, побежал в контору. Однако управляющего отделением на этот раз на месте не оказалось. За его столом, обложившись бумажками, щелкал на счетах какой-то парень. Нужный итог у него, наверно, не получался. Парень нервничал.

— Кого надо? — не очень-то дружелюбно уставился он на посетителя. — Якова Марковича? Нету такого. Был, да весь вышел… Срочно? Тогда жди…

Огорченный Петька вышел на улицу, сел на скамейку. Какое-то время сидел, ни о чем не думая. Потом случайно скользнул взглядом по противоположному зданию и от неожиданности вздрогнул. Еще совсем недавно это здание было заброшенным складом. Крыша его едва держалась, дверь отсутствовала, а стены внутри и снаружи были исписаны мелом. В знойную пору возле склада любили дремать телята. Забившись в тень и помахивая хвостами, они спокойно пережевывали жвачку, а завидев хозяина, ласково мычали и совались в руку влажными прохладными носами. Сейчас склад было не узнать. На месте разверстой двери красовалось маленькое крылечко — с перильцами, двускатной крышей и новенькими столбами. По сторонам крылечка в почерневшей от времени, но еще крепкой бревенчатой стене было прорублено по три высоких окна, крыша покрыта толем и залита черным, поблескивающим на солнце варом.

— Вот так здорово! — удивляясь тому, что не замечал перестроенное здание, пробормотал Петька. — Это ж, наверно, общежитие. Для ребят с рудника.

Так оно и было. Когда Петька взобрался на крылечко и переступил через порог, перед ним протянулся длинный, не очень широкий коридор. Он шел вдоль всей передней стены здания. Слова, в самом конце, находилась, должно быть, умывальная: сквозь приоткрытую дверь виднелись жестяные рукомойники, полки для мыла, а на полу специальные скамеечки для чистки обуви. В других комнатах, выходящих окнами на речку, стояли железные кровати и было сложено несколько полосатых матрацев. Дальше располагались комната для самостоятельных занятий и опять спальни.

В угловой комната работала тетя Поля. Сидя на крашеном подоконнике, она старательно протирала стекла.

— Никак, это ты, беглец? — узнав рыжий чуб Петьки, спросила она. — Откуда взялся? Или не уехал еще от Матрены Ивановны?

— Ну да. Не уехал.

— А чего в деревню прибег?

— Я не прибег. Приехал с ребятами на лошади.

Петька рассказал тете Поле о себе и обо всем, что делалось в отряде. А она в свою очередь о том, как будут жить в интернате ребята, показала построенную позади дома кухню и даже похвастала, что будет работать сразу и поваром, и комендантом общежития.

— Вот такие-то, сынок, у нас дела, — закрывая вымытое окно, сказала она. — Ступай к Марковичу. А как кончишь с ним, не забудь про Ивана Андреевича. Он тут вашим братом интересовался. Наказывал, чтоб заскочили…

Подходя к конторе, Петька еще издали услыхал громкие голоса. Управляющий добродушно урезонивал посетителя.

— Ничего не выйдет, браток. Как ни мудруй, а суть одна: премия приказала долго жить.

— Чего приказала? — горячился парень. — Надо по справедливости. Вот гляди!

— По справедливости и есть, — отодвигая бумажки, продолжал управляющий. — Скажи лучше, сколько у тебя в омшанике меду. Шестьдесят бочонков? — Яков Маркович повторил цифру и, заметив нового посетителя, повернулся к нему. — А сколько накатали вы, Петра, с Матреной Ивановной? Скажи-ка ему.

Петька переступил с ноги на ногу и взглянул на парня.

— Сто с лишним. Шестьдесят забрали на склад, а сорок три на пасеке.