Ирина Пивоварова - Рассказы Люси Синицыной (сборник)

Волнуясь, Павлик крепко-накрепко привязал верёвку к балкону, перешагнул балконную решётку и уцепился обеими руками за верёвку.

Опустил одну ногу…

Верёвка подозрительно затрещала. Стало немного жутко, захотелось закрыть глаза, голова закружилась…

«Спокойно!» – приказал себе Павлик, опустил вторую ногу и всей тяжестью повис на верёвке.

Ох, как затрещала верёвка! Выдержит ли она Павлика? Не знаем, право слово, не знаем!

Лазил ли Павлик по верёвке раньше, скажем, в третьем классе или, к примеру, в детском саду?

Нет, не лазил никогда. Ни в четвёртом, ни в третьем классе, ни в детском саду.

Волнуется ли Павлик? Дело рискованное: верёвка-то ненастоящая и не с первого этажа приходится спускаться!

Нет, не волнуется!

Беда только – верёвка почему-то вертится вокруг своей оси, как будто кто нарочно её закрутил.

Павлик ожидал чего угодно, только не этого! Почему она вертится? И когда остановится? Но верёвка вертелась и вертелась…

Голова у Павлика закружилась. Он зажмурился, стараясь не видеть, как всё поплыло перед глазами, и с закрытыми глазами стал по очереди отдирать руки от верёвки, потихоньку сползая вниз.

Но тут новая беда! Не успел Павлик спуститься на полметра, как верёвка принялась бешено раскачиваться! То ли ветер подул, то ли ещё что, но теперь Павлик крутился и раскачивался на верёвке, как циркач в цирке, с той только разницей, что в цирке взволнованная публика рукоплещет храброму циркачу, а здесь две кошки и чёрная дворняжка с удивлением взирали на болтающегося под балконом мальчишку.

– Ты что, парень, белены объелся? – крикнул рабочий в спецовке с железным болтом в кармане. – А ну, слезай! Слезай, кому говорят!

Хорошо говорить – слезай! Лезть было страшно трудно.

Пальцы мёртвой хваткой вцеплялись в верёвку, плечи онемели, руки дрожали, приходилось огромным усилием воли отдирать их от верёвки, чтобы сползать вниз.

«Что же ты медлишь! – ругал себя Павлик. – Ведь он может убить её! Скорее слезай! Скорее! Скорей!»

И вот Павлик уже на расстоянии трёх с половиной метров от земли.

Тр-р-рк! Верёвка с треском лопнула, и с высоты трёх метров Павлик упал в клумбу, прямо в только что посаженные Светкой анютины глазки.

– Караул! – завизжала в окне вездесущая тётя Катя. – Зелёные насаждения ломают!

И в это время вышел из подъезда Андрей. На поводке он вёл своего огромного чёрно-серого Брута.

Павлик вскочил, не отряхиваясь.

Какое везение! Брут! Немецкая овчарка! Лохматый сразу её испугается! Брут на него набросится, искусает, собьёт с ног! Да с такой собакой даже самый сильный мужчина не справится!

И без колебаний Павлик бросился к Андрею.

– Андрей! Андрей! – горячо заговорил Павлик. – Идём со мной! Пожалуйста, идём! У тебя Брут! Он очень нужен! Очень, понимаешь?!

– Куда это?

Андрей жевал резинку и, иронически улыбаясь, оглядывал с головы до ног перемазанного землёй, взлохмаченного, с лихорадочно блестящими глазами Павлика.

– Что с тобой, Тефтеля? Уж больно ты сегодня чистенький!

– Да послушай меня! В том подъезде преступление готовится! Я потом всё объясню, а сейчас некогда, бежим скорее! Брута он испугается, непременно испугается!

– Какое ещё преступление?! Спятил ты, что ли?

– Клянусь! Дело очень серьёзное! Жизни одного человека грозит опасность!

Андрей недоверчиво усмехнулся.

– Хватит врать, Тефтеля!

– Вот честное слово! Честное пионерское! Вот честное, честное…

Вид у Павлика был такой взволнованный, что усмешка сползла с лица Андрея. Он даже побледнел немного.

– Так, может… может, в милицию сообщить?

– Не успеет милиция!

– Не успеет?.. Так что же делать?

– Я же сказал: бежать туда надо. Ты, я и Брут. Втроём мы справимся.

– Но я… я не могу, – совсем побледнел Андрей. – Никак не могу. У меня соревнование ровно в три пятнадцать, а сейчас без пятнадцати!

Эх!!! Павлик отчаянно махнул рукой, оглядел пустой двор и бросился к невысокому плотному молодому человеку, который направлялся к пятому подъезду с большой картонной папкой под мышкой, в каких обыкновенно художники носят свои рисунки.

– Дяденька, прошу вас, пойдёмте со мной! В том подъезде преступление готовится! Там один тип похитить хочет… украсть…

– Украсть?!

Молодой человек, придерживая папку, бросился за Павликом.

Павлик оглянулся на бегу. Во дворе Андрея не было.

Возле подъезда стояла чёрная блестящая машина иностранной марки.

В машине – руки на руле – сидел громадный рыжий детина в чёрных очках.

– Это их машина! – зашептал Павлик. – Это сообщник. Он ждёт его, понимаете?

Рыжий с каменным лицом, не шевелясь, сидел за рулём. Громко тарахтел заведённый мотор…

Павлик, а вслед за ним молодой человек с папкой проскочили перед носом машины, вбежали в подъезд, в мгновение ока взлетели на второй этаж и, еле переводя дух, остановились перед коричневой дверью.

За дверью стоял невообразимый шум.

Слышались душераздирающие вопли. Молодой человек грохнул ботинком в дверь. Она распахнулась…

А в это самое время Люся Синицына вместе со своим Ураном мчалась через всю Москву на помощь брату.

Она мчалась на мотоцикле.

Не на своём, конечно.

Она мчалась на мотоцикле участкового милиционера Владимира Павловича Милюкова, с которым её и её маму Лидию Сергеевну связывала давняя дружба. Мы не будем рассказывать сейчас об истории этой дружбы, нам некогда. Но если вы очень захотите узнать, как Люся Синицына и её мама познакомились и подружились с милиционером Милюковым, советуем вам прочесть книжку «Рассказы Люси Синицыной, ученицы третьего класса».

Итак, Люся Синицына и милиционер Милюков спешили на помощь к Павлику Помидорову.

Люся сидела в коляске. Она обнимала за шею своего рыжего с чёрным пятном Урана.

– Ты не волнуйся, Уранчик, – говорила она. – Мы как туда вбежим, ты сразу на него кидайся! Он такой длинный, в кожаном пиджаке. Ты его сразу узнаешь. Ты на него кидайся и кусай побольней, понял? И смотри, чтобы он не удрал!.. Владимир Павлыч, ну скоро мы приедем?

– Скоро, – хмуря белые брови, сказал милиционер Милюков.

– А пистолет вы взяли?

– Взял, – был короткий ответ.

Милицейский мотоцикл на всех парах нёсся к Краснобаррикадному…

Итак, дверь распахнулась.

Представшая глазам вбежавших комната была… пуста. То есть она не была пуста. В ней стоял большой письменный стол, заваленный чертежами и бумагами, заставленный керамическими баночками с ручками, линейками и карандашами; голубой платяной шкаф, из-под неплотно прикрытой дверцы которого ярко-зелёной змейкой выползал шёлковый женский шарф; тройное зеркало с полочкой, на полочке разноцветные флакончики, тюбики, серебряное кольцо, узкий браслет и фотография американского певца Дина Рида.