Т. Бернс - Гнилое яблочко

ДС-7 смотрит на меня, не моргая, и я добавляю:

— Это была случайность.

ДС-7 медлит с ответом, словно дает мне шанс взять свои слова обратно. Я оборачиваюсь на Лимона. Тот смотрит на меня, потом переводит взгляд на ДС-7.

— Это была не случайность, — говорит он. — Я развожу огонь во сне. Пока еще только учусь.

ДС-7 издает негромкий свист.

— Впечатляет. Ты наверняка получишь за это несколько штрафных очков.

— Но нам придется на пару дней отстранить тебя от хулиганства, — добавляет другой мужчина.

— Что ж, это честно, — кивает Лимон.

На этом мужчины удаляются. Лимон идет в ванную и закрывает за собой дверь. Спустя мгновение включает душ. В комнате светло, хотя огонь уже погас, и я понимаю, что на дворе утро. Судя по моему планшету, сейчас двадцать минут девятого — и через десять минут у нас особое собрание.

В другом конце холла располагается общая уборная. Я иду туда, чтобы умыться и привести себя в порядок. Когда я возвращаюсь, Лимон уже вышел из ванной и сидит на кровати. У меня в голове крутится масса вопросов. Например, кто такие эти ДС? Чем еще они занимаются, помимо тушения пожаров? Почему Лимона на два дня отстранили от хулиганства?

И самая большая загадка: почему Лимон сказал, что это была не случайность? Почему он соврал?

Но мой сосед не настроен на разговор. Он сидит на кровати и глядит в одну точку. С мокрых волос капает вода и стекает по носу. Я предлагаю Лимону сухое полотенце, но он не реагирует.

Он, должно быть, ужасно сердит на меня за то, что я запаниковал и позвонил по горячей линии. Я хочу извиниться, но прежде чем я успеваю что-то сказать, Лимон спрашивает:

— Ты как?

Я захлопываю рот. У меня уже давно не спрашивали ничего подобного — после несчастного случая с яблоком мое состояние мгновенно перестало кого-либо волновать. Это такой неожиданный вопрос, что я даже не знаю, что ответить.

— Все в порядке? — Он все еще смотрит перед собой, но стискивает руками колени. — Огонь… Он тебя… Ты…

Сообразив, к чему он клонит, я быстро успокаиваю его:

— Все хорошо. В горле першит от дыма, но в остальном все в норме.

Он роняет голову и расслабляет пальцы.

— Пойдем посмотрим, что такого особенного в этом особом собрании? — предлагаю я.

— Да. — Он глубоко вздыхает. — Пойдем.

Мы не говорим ни слова до самого актового зала. Я не против тишины — она позволяет мне обдумать все произошедшее. Я так углубляюсь в размышления и поиски ответов, что не замечаю, где мы находимся, пока кто-то не сует мне в руки ведро попкорна.

— С маслом? С солью? С карамелью?

Хью, парень из Кафетерия, улыбается и приподнимает кувшин с дымящейся золотистой жидкостью. Рядом с ним на металлической тележке стоят миски с карамелью и сливочной помадкой и банки с солью, перцем и другими приправами. Сзади я вижу полутораметровый автомат для попкорна, в котором крутятся зернышки.

— Нет, спасибо, — отвечаю я.

— Давайте все, — говорит Лимон.

Хью готовит Лимону попкорн, а я оглядываюсь. Мы стоим на серебристой ковровой дорожке, которая ведет к сверкающему стадиону из стекла и металла, увешанному серебристыми флагами Академии Килтер. Рядом с автоматом для попкорна располагаются холодильник с мороженым, палатка с хот-догами и прилавок с конфетами, на котором, помимо прочего, рассыпаны M&M’s всех цветов радуги — если бы радуга состояла не из семи, а из сотни полос и включала такие оттенки, которые и не снились производителям фломастеров. По обеим сторонам ковровой дорожки подвешены связки серебристых воздушных шариков. Между ними сверкают бенгальские огни, заставляя дорожку переливаться.

Вокруг слоняются десятки детей, но я узнаю только нескольких, которых видел на уроках. Остальные старше меня и разговаривают и смеются так непринужденно, что сразу видно: они здесь уже не впервые. На них одинаковые серебристые куртки, которые различаются только нашивками Академии на рукаве. Эти нашивки самых разных расцветок и форм — например, в виде ручной гранаты, человеческого силуэта или веселых и грустных театральных масок.

— Пожалуйста, займите свои места! — гремит мужской голос из репродукторов у нас над головой. — Мероприятие сейчас начнется!

Ребята отрываются от палаток с едой и направляются к входу. Я жду, пока Лимон захватит салфетки и газировку, и мы присоединяемся к толпе.

— Студентов старших курсов просим занять отведенные им места, — объявляет голос над головой. — Первогодники, проходите вперед!

— Места в первом ряду, — замечает Лимон. — Неплохо.

Мама помешана на культуре и постоянно таскала нас с папой на струнные концерты и танцевальные вечера в Доме культуры Клаудвью, так что я знаю, что для некоторых людей — особенно для тех, у кого седые волосы и проблемы со зрением и/или слухом, — первый ряд подходит как нельзя лучше. Но лично я не люблю там сидеть. В основном потому, что трудно отключиться, когда музыканты находятся в метре от тебя и видят, что у тебя закрыты глаза.

Здесь меньше кресел, чем в Доме культуры, зато сцена огромная, освещенная прожекторами и сотрясается от звуков рока, так что шансы уснуть довольно малы. С другой стороны, первый ряд очень близко к сцене, и баннер «Приветствуем начинающих хулиганов», растянутый над креслами, заставляет предположить, что мы можем оказаться участниками представления. А это куда хуже.

Лимону, кажется, не передается мое волнение. Он устремляется прямо к нашей секции, хрустя попкорном и причмокивая газировкой. Я оглядываю задний ряд в поисках свободных мест, и тут кто-то хлопает меня по плечу.

Я поворачиваюсь. Позади меня стоит мистер Громер, тот самый молчаливый учитель из-за стола Анники. Он одет в черное шерстяное пальто, застегнутое под самый подбородок, и держит в руках два рожка с мороженым: в левой — клубничное, в правой — ванильное. Он что-то говорит, но музыка играет так громко, что я не могу расслышать его слова.

— Что, простите? — кричу я.

Он сжимает губы. Раздувает ноздри.

— Вы наступили на жвачку?

— Что?!

— Подошвы ваших ботинок вступили в контакт с предварительно прожеванной искусственной липкой субстанцией, которая затем затвердела, навсегда зафиксировав ваши ноги в неподвижном состоянии?

Я смотрю вниз. Приподнимаю сначала одну ногу, потом другую.

— Все, забудьте. — Мистер Громер протискивается дальше сквозь толпу. — Тоже мне вундеркинд…

Его разочарование почему-то меня приободряет. Я бегу к сцене и сажусь рядом с Лимоном в первом ряду. Эйб и Габи уже здесь. Элинор приходит через полминуты и занимает последнее свободное место, возле прохода. Она пришла одна и сейчас сидит молча, глядя в одну точку.

Я наклоняюсь к Лимону и киваю в сторону Элинор: