Мария Энгстранд - Код Ореста [litres]

– Да так выглядят все царапины! – заявил Орест. – В общем, у тебя ноль доказательств.

Ноль доказательств. Да, возможно, это так. Но не на всех виолончелях такие царапины!

Моя виолончель была куплена в музыкальном магазине в Гётеборге. Она живет у меня примерно год. До этого я играла на прокатном инструменте из музыкальной школы. Собственный появился после Войны за виолончель.

ВОЙНА ЗА ВИОЛОНЧЕЛЬ

КОНЦЕРТ ДЛЯ ДВУХ ГОЛОСОВ: 1. Мама. 2. Я.

Темп: vivace (живо)

CAPO (вступление): мама хочет купить мне новый компьютер.

Опять. Она говорит, что предыдущий уже устарел.

CRESCENDO (с нарастающей силой): я довольно иронично высказываюсь о компьютерах. Мама обижается. Я сержусь и объясняю, что вместо компьютера хочу виолончель. Затем в сердцах говорю, что компьютеры – самое ужасное из всего, что я знаю.

FORTISSIMO (очень сильно): мама в бешенстве.

DIMINUENDO (с уменьшающейся силой): мама успокаивается.

FINE (конец): мне покупают новую виолончель.

Мы перестали ругаться, и мама ходила необычно тихая (pianissimo) целый день, а потом неожиданно отвезла меня в магазин в Гётеборге, где полным-полно струнных инструментов. Скрипки, альты, виолончели, контрабасы. Блестящее дерево и мягко изогнутые контуры.

– Можешь попробовать любую, – сказал продавец. Я ходила по маленькому магазинчику и брала одну виолончель за другой. Все они были лучше, чем моя старая. Но вдруг, когда я начала играть на шестой или седьмой, произошло нечто удивительное. Как в «Гарри Поттере», когда он нашел нужную волшебную палочку. Всё сошлось. И мама – даже мама, самый безнадежный магл из всех – тоже это услышала.

Стоя и разговаривая с продавцом, она вдруг прервалась на полуслове. Обернулась и посмотрела на меня.

С тех пор она поняла, что виолончель для меня так же важна, как для нее компьютер. И теперь у меня есть виолончель с необыкновенно душевным звучанием. А компьютера так и нет.

– Царапина на ней уже была, когда мы ее купили, – объяснила я Оресту. – И это очень странно… Подумать только, я выбрала именно эту виолончель! И я живу в Леруме, в Альмекэрре – в том самом месте, где Аксель услышал, как Сильвия играет.

Орест посмотрел на меня скептически.

Поскольку мы заговорили о странностях, я решила сказать о том, о чём не переставала думать с тех пор, как Орест устроил мне скандал в библиотеке:

– Кстати, Орест, я его не придумала. Ну, того человека, которого встретила зимним вечером. Он был одет в точности так же, как Аксель – в той старой книге, которую ты нашел. И казался… на него ужасно похож!

Втайне я думала, что незнакомец, давший мне письмо, возможно, и есть Аксель, но мысль эта показалась мне такой безумной, что я не решилась озвучить ее Оресту. Он посмотрел на меня серьезно.

– Послушай, – проговорил он. – А что, если именно из-за виолончели тот посыльный нашел тебя и передал письмо? А вдруг он знал, что в письме речь идет об Акселе и Сильвии?

Примерно так же думала и я. Может быть, тот человек, который продал мне виолончель, потом принес письмо? Тогда это было бы как-то связано. Хотя всё равно непонятно, как и почему.

– Сомневаюсь, – ответила я. – Ведь он не мог знать, кто именно купит виолончель или что она снова вернется в Лерум. А если бы я выбрала другую виолончель? Или вдруг мама настояла бы на своем и купила мне вместо нее компьютер?

– Нет, я не это имел в виду, – сказал Орест. – Я хотел сказать: некто узнал, кто именно купил виолончель, а потом приехал сюда в Лерум, чтобы отдать тебе письмо.

– Это всё равно не объясняет, почему виолончель снова оказалась именно в Леруме!

– Само собой, если письма настоящие. Если нас не разыгрывают, – продолжал Орест. – Может быть, кто-то просто всё это выдумал?

Я знаю, что Орест очень умный, но тут он ошибался. Мы нашли старинное письмо, замурованное в здании станции, а потом второе, зарытое под Дубом ленсмана… Эти письма в самом деле были старинными! Такое не подделаешь!

Когда я вернулась домой, папы нигде не было. На моем письменном столе лежала записка.

Привет, солнышко!

Мама говорит, что она видит – ты заходила ночью в компьютерную комнату, то есть вчера во второй половине дня (ведь у нее это уже ночь, да?). Как ты знаешь, она не хочет, чтобы ты пользовалась компьютерами. Она говорит, что, если это повторится, она отключит нам интернет… Видимо, она может сделать это прямо из Японии. А тогда и телевизор вырубится – так что не делай так, пожалуйста!!!

Я пошел в лес собирать побеги дубков, а потом мне надо кое-что отправить по почте.

Увидимся за ужином!

Обнимаю, папа

Я ничего не поняла. В мамину компьютерную комнату я не заходила. Даже к двери не прикасалась.

Зато я заметила, что папа рылся в моих вещах. В каждом ящике письменного стола! Два из них стояли открытыми. Стол у меня такой старый и перекошенный, что ящики задвигаются очень плохо, поэтому у папы, наверное, не хватило сил их нормально закрыть.

Отлично. Если ему можно, то почему мне нельзя? Я спустилась в кухню и отыскала папин мобильник. Он всегда кладет его на одно и то же место – рядом с хлебницей. Я ввела пароль: 0314. Зашла в почту и нашла письмо от мамы.

Кому: fredrik.b@home.net

От: susanne.berggren@yahoo.com

Тема: Компьютерная комната

Фредрик!

Кто-то заходил в компьютерную комнату. Должно быть, это Малин! Хотя ей разрешено посылать мне сообщения с твоего телефона, ты должен проследить за тем, чтобы кроме этих случаев она в интернет не выходила. Или же ты должен сидеть рядом и смотреть, что она делает.

Я знаю, что это сурово.

Но тебя не было, когда всё это случилось, ты не видел всего этого, поэтому не знаешь, как капитально им удалось задурить ей голову. Я думала, что знаю, чем занимается Малин, но мне такое и в голову не могло прийти. Она скрывала свою тайну несколько месяцев! Так что я ничего не преувеличиваю. Сделай, как я прошу, пожалуйста!

Целую,

Сюзи

Однако мама ошиблась, это не я заходила в компьютерную комнату! Должно быть, это был папа. Хотя тогда почему он просит меня больше этого не делать? Меня охватила дрожь. Не мог же кто-то другой зайти в мамину компьютерную комнату? О ее существовании почти никто и не знает! Нет, наверное, маме в Японию пришли неверные сигналы – уж не знаю, как она тут всё настроила.

Я надеялась, что папа напишет ей и всё объяснит.

Папин телефон я положила на место и пристроила на нем две крошки хлеба, чтобы всё выглядело естественно.

«Завтра, – подумала я. – Завтра мне предстоит такое, о чём маме точно лучше не знать. И папе тоже».

В путь мы тронулись в четыре утра. Было еще сыро, но светло, и день явно намечался солнечный – конечно, после того как солнце взойдет по-настоящему. Шины велосипедов шуршали, когда мы ехали в сторону центра, а птицы распевали во всю мощь, как бывает только рано утром.