Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

Она громко щелкнула дощечками, и чешуйчатые твари хором возопили:

— Мы с-с-сдаемся!

— Ш-ш-шдаемся!

Тайка отняла дудочку ото рта, и музыка стихла. Марфа наклонилась к ее уху, сама зашипев, как змея:

— Мы что, вот так просто их отпустим? Они вона сколько дел наворотили. Подохнут — невелика потеря. Мокша только обрадуется. Наградит нас. Может быть, даже меня отпустит. Играй давай!

— Но они же сдаются, — Тайка покачала головой и спрятала свирель за пояс.

Болотница закатила глаза:

— Вот за энто я и не люблю людей. Жалостливые вы слишком.

Змеи всплыли, тяжело дыша, их раздвоенные языки свесились из зубастых пастей. Чешуйчатые тела так и не расцепились, и теперь они напоминали Амфисбену — змею без хвоста, но с двумя головами из греческой мифологии — Тайка про нее в книжке читала.

Она подобрала свою палку и обернулась к Марфе:

— Выходит, им, как и тебе, не дает уйти Мокшина преграда?

— Ага, — болотница наморщила нос. — И не даст. Он никого не выпустит. Уж лучше бы ты сама с ними расправилась, ведьма. Свирель-то только в человеческих руках силу имеет, иначе бы Мокша тебе ее не отдал. Вот уйдешь, а энти тварюки отдышатся-отопьются, и все сызнова начнется.

— Это еще почему? Может, они теперь хорошо себя вести будут?

— Вряд ли, — Марфа усмехнулась. — Ты не видишь, что ль? Заклятые оне.

— В каком смысле?

— В самом обычном. Нет у них своей воли. Очухаются — опять начнут своего Лютогора искать.

— Это правда? — Тайка осторожно потыкала палкой в умную змею, и та, с трудом ворочая языком, прошелестела:

— Ис-с-стинно так.

— Хм. Тогда придется забрать вас с собой.

— Ты очумела что ль, ведьма? Они ж тебе всю деревню пережрут-перекусают. Да и так ты их с собой потащишь? Энто ж тебе не веревка, на руку не намотаешь.

— И то верно… — Тайка глянула на начинающих приходить в себя змеюк. — Тогда что, снова танцы?

По правде говоря, она больше не собиралась никого мучить, хотела только припугнуть. А ну как змеи сами предложат выход. И идея себя оправдала.

— Пожалуйс-с-ста, только не танц-с-сы! — взмолилась умная сестра, раздувая ноздри, словно небольшой дракон. — Заклятие с-с-снять нельзя, но можно нас-с-с ус-с-сыпить. А ес-с-сли Лютогор рядом появится, мы с-с-снова прос-с-снемся.

— И как же это сделать?

Змея глянула на нее презрительно: мол, ты что, самых простых вещей не знаешь?

— С-спеть колыбельную пес-с-сню, ес-с-сес-с-сна.

Тайка прыснула в кулак. Ой, не зря Марфа говорила про представление. Это уже целый концерт для змеи с оркестром. Вернее, с трещоткой. Хотя, пожалуй, для колыбельной лучше обойтись без нее, или результат будет обратным. Они, наверное, и так уже всех болотников перебудили…

— Вот так просто взять и спеть?

— Не прос-с-сто. По-колдовс-с-ски.

— А, ну да, конечно.

Сонные травы и зелья тут явно не подходили — и собирать негде, и варить долго. Что же делать? Ее взгляд снова упал на дудочку. Хм, а почему бы и нет? В прошлый раз же помогло.

Тайка достала свирель, поднесла ее к губам и всем сердцем пожелала, чтобы заклятые змеи заснули до поры и пробудились в срок. Как ни странно, это сработало: тихая убаюкивающая мелодия была похожа на журчание лесного ручья, когда тот встречает на пути камни. Или на ночной дождь, шуршащий в листве. Даже Марфа начала тереть свои зеленющие глаза и зевать.

Змеи приподнялись над водой, завороженно глядя на Тайку. Их головы мерно покачивались в такт музыке. Подплыв ближе, они выбрались на кочку, обвились вокруг Тайкиной палки и закрыли глаза. Золотистая чешуя померкла, осыпаясь искрами, являя взгляду совсем иное золото. Тайка ахнула: прямо перед ней лежали, переливаясь нитями самоцветных бус, две светлые девичьи косы толщиной в руку, не меньше. У нее самой ни в жизнь бы такие пышные да длиннющие не отросли.

— Вот это да, — проскрипела из-за спины Марфа. — Видать, могучая чародейка энта ваша Радмила, коли собственные косы заклясть сумела. И велика ее обида, ежели она, чтобы Лютогора извести, волосами пожертвовала. Говорят, в них у ведьм вся сила содержится.

— Это мне что же, теперь никогда не стричься, что ли? — Тайка взвесила косы на руке: ух и тяжеленные!

— Уж не стригись, — кивнула болотница. — Может, у вас, людей, оно и по-другому устроено, но лучше не испытывать судьбу понапрасну.

Небо на востоке стремительно светлело, птицы несмело пробовали голоса, приветствуя новое утро.

— А ведь мы справились, Марфа! Вот и наступило это твое «потом». Что теперь скажешь? — Тайка подставила лицо свежему ветру, тот сорвал капюшон с ее головы, растрепал темную челку.

Болотница потупилась, рассматривая трещотку в своих руках:

— Знаешь, — ее голос прозвучал тихо, но веско, — пожалуй, я хочу уйти с тобой. Я вроде как помогла одолеть этих тварей, а значит, заслужила награду. А за тобой должок числится, помнишь? Так что ты уж похлопочи за меня перед Мокшей.

— Конечно! — Тайка заулыбалась: признаться, именно на такой ответ она и рассчитывала. — Ты мне очень помогла. Идем!

И Марфа пошла следом.

Болота просыпались. Под ногами стелилась туманная дымка, в воде отражалось розовеющее небо и облака, похожие на табун белогривых коней, скачущих прямо в рассвет. Новый день обещал быть погожим и светлым.

— Ты теперь вернешься в свое озерцо?

— Пока да, а там посмотрим, — болотница пригласила пятерней встрепанные ветром волосы, и в них почти не было видно прежней прозелени. — Хоть вспомню, каково это — быть свободной. Может, и тебе чем пригожусь. Должен же кто-то помочь Лютогора одолеть.

— Погоди, откуда ты знаешь? Я же тебе о нем не говорила.

— Ха! Мокша меня, конечно, отослал куда подальше, да только у меня уши чутче, чем он думает. Я слышала, о чем вы говорили. И… ты ведь ему не все сказала. Да?

Тайка кивнула.

— Ага-а-а, — протянула Марфа. — Вот видишь? Я еще пригожусь тебе, ведьма. Ты ж знаешь, я очень хитрая.

— Ладно. А когда мы и его победим, тогда что?

Может, ей не стоило забегать так далеко вперед? Болотница еще не привыкла решать сама за себя. Нужно было дать ей время. Тайке совсем не хотелось, чтобы та вновь шла на поводу у других, а потом жалела об этом.

Но опасения оказались напрасными: Марфа тряхнула косматой головой и, просияв, заявила:

— А потом я пойду учиться музыке. Знаешь, я ведь всегда мечтала играть на барабанах.

Мокша бушевал: топал ногами, бил кулаком о трухлявый пень так, что летели щепки, попытался даже изобразить сердечный приступ:

— Нет! Не отпущу! И не уговаривайте! — С каждой фразой его голос становился все визгливее. — Что значит — хочет уйти? Подумаешь, ну бросил ее жених, нашел себе какую-то другую жабу. То есть бабу. Так мы Марфушке нового подыщем! Она девка видная. Будет как окунь в масле… тьфу, я хотел сказать, как сыр в воде… ну, в общем, ты поняла.