Владислав Крапивин - Давно закончилась осада…

Колю доктор Орешников излишне чинно спросил:

— Николай, я надеюсь, причиной вашего решения стало не наше с Татьяной Фаддеевной бракосочетание? Вы, насколько я знаю, не были против?

— Да что вы, Борис Петрович! Просто надоело быть экстерном, надо же когда-то учиться как все… Ну и Женька… Да к тому же, летом и в зимние каникулы я все равно буду здесь!

И вот теперь они плыли в Ялту окончательно. Татьяна Фаддеевна, чтобы проследить за обустройством Коли, тоже уехала туда, но сухопутной дорогой. После плавания на «Андрее Первозванном» ей при одной мысли о морском путешествии становилось дурно. А Коля и Женя в сопровождении друзей-приятелей совершали свой первый в жизни парусный рейс. И, скорее всего, последний в это лето.

Что поделаешь, все в жизни кончается, и это лето тоже бежало к концу. И, возможно, кончалась история дружной компании — той, что сложилась прошлой зимой в Боцманском погребке.

Будет, конечно, еще теплый сентябрь. И в октябре тоже будут еще зеленеть деревья и цвести палисадники. Да и позже, говорят, случаются совсем летние дни. Но эта — пусть даже теплая пора — будет уже иной. С иными заботами и тревогами, с иными радостями.

К вечеру «Котёнок» придет в Ялту. Завтра Маркелыч возьмет в ялтинских пакгаузах попутный груз, а на следующий день отправится в обратный рейс. Коля и Женя помашут с пирса друзьям, и это будет, конечно, грустно. Может быть, даже слеза набежит. Но… это будет еще не сегодня. А сейчас была звонкая радость парусного плавания. И летело навстречу высокое солнце. Взглянешь сквозь ресницы — и оно похоже на рыжего всадника-мальчишку.

…Разве обязательно каждую минуту думать про то, что будет, если есть такое сейчас!

Все равно никто не ведает своего будущего.

И они не ведали…

Макарка не знал, что, сделавшись матросом на броненосце, он даст по зубам сволочному, ненавидевшему нижних чинов лейтенанту и за то окажется под судом. Бежит из военной тюрьмы, будет пойман и пойдет в сибирскую каторгу. Поперешный характер, однако, не позволит Макару Калюжному послушно тянуть каторжную лямку. Он уйдет от стражи в тайгу, смешается там с вольным, недоступным властям народом, будет охотиться, жить по заимкам и глухим деревням, потом с чужим паспортом окажется в Тюмени, станет матросом на пароходе «Отец» и будут ходить на нем от этого города и до самого Ледовитого моря. Потом женится, заведет детей и внуков, которым на старости и откроет полную историю своей жизни и настоящее имя…

А у Ибрагимки вскоре умрет дед, объявятся кредиторы и тут же приберут к рукам лавку, а сердобольные турецкие рыбаки, которых шторм загонит к Севастопольским берегам, пригреют мальчишку и на своей фелюге тайно переправят в Стамбул. Там Ибрагимка отыщет дальних родственников, и они не прогонят его. Устроят учеником к чеканщику, и станет Ибрагим стамбульским ремесленником — одним из многих тысяч. И так же, как все они — то в горестях, то в маленьких радостях — проживет свою жизнь, рассказывая своим сыновьям и дочкам о разбойнике Алиме и о детских приключениях на российском берегу…

А Саша… Саша сейчас стояла рядом с Колей и боялась, что он поранит руку. Дело в том, что Женя забыл дома свой ножик и попросил у Коли. Женя хотел очинить карандаш, чтобы сделать набросок мыса Фиолент. Вот Коля и достал свой «складень» фирмы «Барлоу» И прежде, чем дать Жене, раскрыл, подбросил и ловко поймал за рукоятку. И еще раз…

— Не балуй, — сказала Саша. — Он же острый! Страх какой…

— Опять? По носу…

— И ничего не по носу! Сам получишь! Будешь дурачиться с ножом, отберу и выкину за борт!

— Не вздумай! Это же американский подарок! Сэм подарил! Забыла, что ли? Я тебе рассказывал в Синекаменной бухте. Когда мы первый раз… — Он хитро глянул и замолчал

Саша быстро оглянулась на присевшего у бушпритного битенга Женю. Порозовела. Быстро сказала:

— И не было там ничего… И про Сэма ты все выдумал…

Кажется, и впрямь она не верила, что Коля встречался с американцем Сэмом. С тем, который в пещере целовался с девочкой Бетси. Не верила больше двадцати лет, до восемьдесят девятого года, когда из дальнего плавания к островам Тихого океана на Севастопольский рейд пришел военный клипер «Кречет».

Молодой профессор гидробиологии, сотрудник Севастопольской биологической станции Николай Федорович Лазунов-Вестенбаум, съехал на берег в первой же шлюпке. Крепко обнял жену, присел на корточки перед двумя мальчишками в широких шляпах с лентами и белых матросках.

— Господи, большущие какие… Ну и понятно, ведь почти год…

Сыновья, роняя шляпы, повисли у него на плечах…

Потом, когда в обширной пролетке ехали на Морскую, к дому, братья сидели против родителей, к извозчику спиной, и неотрывно глядели на отца, явно торопясь что-то сказать. Младший открыл рот, но старший — личность солидного девятилетнего возраста — толкнул его локтем и заспешил:

— Папа, если появилась в доме интересная книга, кто должен читать первым? Ведь старший, не так ли?

— Нет младший! — подскочил на сиденье брат и ухитрился лягнуть старшего исцарапанной, кофейного цвета ногой. — Младшим надо уступать!

— Перестаньте сейчас же! — Мать сморщила переносицу с чуть заметными, проступившими сквозь крем конопушками. — Николай, они сведут меня с ума. Они скандалят из-за этой книги третий день!.. Кончится тем, что я приглашу для них гувернантку с самым свирепым нравом. Родом из Германии.

— Не надо, — быстро сказали оба брата.

— Нет надо! Потому что у меня уже нет сил…

— А что за книга? — любуясь присмиревшими (надолго ли?) детками, спросил Николай Федорович.

— Американское издание. «The adventures of Tom Sawyer», автор некий Mark Twain… Хорошо, что дети овладели английским чтением, но этот их неугасимый спор… Говорю: «Читайте вместе, вслух». Однако же произношение у каждого такое, что не понимают друг друга. Текст разбирают прекрасно, а говорить не научились. Я вчера взялась читать им сама, но и меня они на слух воспринимают с трудом… Зато, когда уснули, я одна дочитала книгу до конца. И… знаешь что?

— Что дорогая? — встревожился профессор ее необычным тоном.

— Там я прочла о мальчике Томе, который в пещере (и не только в пещере) целовался с девочкой Бекки. Почти Бетси, верно?.. Коля, того американца, о котором ты не раз говорил мне, звали точно Сэм? А не Марк?

— Сэмюэль… Ты покажи мне потом эту книгу.

Вечером, после чая, о книге вспомнили снова. В ней был и портрет.

— Милая, конечно это он. Только чуть постаревший. Те же усы. И глаза… А Марк Твен это не что иное, как псевдоним. Странный, кстати. Увы, я не столь хорошо знаю английский, но, по-моему, в переводе это означает «Вторая марка» или что-то подобное…