Nemesis - Я Лорд Вольдеморт

У Вольдеморта мелькала циничная мысль, что, будь сожжена не слизеринская, а гриффиндорская башня, тут же и денежные фонды нашлись бы, и восстановительные работы начались бы незамедлительно.

Впрочем, какая разница: лично ему холод нравился, — какое ему дело до слизеринских дружков?

В начале седьмого курса он стал старостой, что показалось Вольдеморту довольно странным, учитывая ту неприязнь, с которой к нему относился Альбус Дамблдор, назначенный директором. Всё складывалось на редкость удачно: Лорд вживался в новую роль старосты, и это давало ему непривычное ощущение власти. Его напарницей — старостой среди девушек — стала Сирена Бирч, старшая сестра этой шлюшки Мэнди, всё ещё таскавшейся за ним по пятам.

Седьмой год обучения в школе Вольдеморт провёл, обдумывая своё будущее: он не хотел более встречаться с этими людьми — ни с теми, с кем провёл своё детство, ни с теми, с кем пришлось учиться в школе. Эти годы в Хогвартсе оставили у него слишком светлые и счастливые воспоминания.

Да, он полностью вычеркнет всё из памяти — надо только отучиться пару лет в аспирантуре и исправить несколько оценок. Перед ним стояла одна цель: отправиться в Трансильванию, славившуюся своими Тёмными Искусствами и известную как средоточие Тёмного бунта. Там он достигнет совершенства в овладении Тёмной магией, и начнёт собирать под свои знамена последователей. Тогда он сможет низвергнуть существующее магическое правительство, покрывающее этих магглов. И заняться ещё одним вопросом, не дающим ему покоя.

Смерть. Нет, вся сила и могущество должны быть его, только его, хотя… пожалуй, стоит намекнуть своим последователям, что он может немного поделиться и с ними — так у них будет мотив, это сделает их верными. А последователи у него уже были: Корвина Малфой, младшая сестрица Фрэнсиса, — похоже, она вполне разделяла воззрения Вольдеморта; потом, несколько младшекурсников из Равенкло и Слизерина, которые, казалось, с интересом внимали ему. Но этого явно недостаточно — что такое несколько человек, когда ему нужны сотни? Тысячи!

Лорд Вольдеморт знал о ждущем его величии и не мучился угрызениями совести, представляя, каким путём он достигнет вершин славы. Будущее виделось ему прекрасным.

И вот настал последний день семестра.

Альбус Дамблдор обвёл взглядом сияющие лица собравшихся в Большом Зале. Гриффиндорцы раздувались от гордости — и немудрено, в кои-то веки они выиграли Кубок Школы, о чём Гриффиндор мечтал последние восемь лет. Зал, одетый в золото и пурпур, был великолепен; банкета с нетерпением ждали все, даже, как ни странно, слизеринцы. На доске почета появился список лучших студентов — как всегда, возглавлял его Том. Взглянув на Реддла, Альбус почувствовал, как от одной только мысли о том, что же произошло с мальчиком, ёкнуло сердце.

К празднику студенты принарядились, но Дамблдор обратил внимание, что слизеринцы отдали предпочтение чёрному, синему, коричневому и зеленому, исключение составила только Ларкин Мэллори, чья мантия была ярко-оранжевого цвета, хотя, с другой стороны, здравомыслие и адекватность Ларкин были под вопросом. Директор обвёл взглядом слизеринцев и тут же увидел Тома — в зелёном и чёрном; Реддл довольно вяло беседовал с брюнеткой-четверокурсницей по имени Корвина Малфой. Золотой значок старосты Том, видимо, где-то потерял или же не хотел носить. С губ юноши не сходила лёгкая улыбка, он внимательно слушал Корвину. Судя по всему, это была не просто болтовня.

Альбус вздохнул. Неужели никто, кроме него, не заметил перемен, произошедших с Томом? В течение последних полутора лет — аккурат со дня достопамятного пожара, уничтожившего Слизеринскую башню, — из пылкого и горячего подростка Том превратился в тихого, собранного молодого человека, обладающего удивительной притягательностью для окружающих. Откровенно говоря, тот, былой Том, теперь казался Альбусу даже более предпочтительным. Хотя, с другой стороны, никаких слухов о том, что он продолжает заниматься Тёмной магией, до директора не доходило, это, впрочем, вовсе не исключало ещё худшего состояния дел. Прежний Том не умел скрывать свои эмоции: Дамблдор всегда мог сказать, чувствует ли Реддл страх или вину. И, будь у него хоть малейший шанс, профессор, не задумываясь, вернул бы того, старого Тома. Молодой же человек, сейчас сидевший перед ним, казался совершенно безнадёжным.

«И вот, он — выпускник, — подумал Дамблдор. — Одному Богу известно, чем он собирается заняться, выйдя за порог Хогвартса».

Альбус потратил довольно много времени, выясняя обстоятельства смерти отца Тома. Нечего сказать: просто идеально подготовленное и выполненное убийство, единственным, кто мог его увидеть, был садовник Реддлов, и как Тому удалось проскользнуть незамеченным, — об этом профессор мог только гадать. Возможно, Реддл обернулся кошкой… Альбус мысленно проклял себя за то, что когда-то научил этому мальчика. Или же, возможно, Том укрылся под мантией-невидимкой. Да, скорее всего, так оно и было. И — ни малейших следов, ни отпечатка пальца…

— И всё насмарку, — размышлял Дамблдор, — Том мог бы стать лучшим выпускником Хогвартса за всё время существования школы — неужели он так хочет распорядиться своей жизнью?

Но, возможно, Альбус ошибался, и Том вовсе не собирался разрушать себя? В глубине души директор знал, что это невозможно, но надежда не хотела умирать, профессору хватило разочарования, когда Лили По — наверное, самая милая умница из всех, кого он учил, — трагически погибла. Но Том… В этом мальчике было нечто особенное, что заставляло Дамблдора выделять его: может, совсем ещё детский и растерянный взгляд — словно Тому казалось, что мир вокруг него вращается с безумной скоростью. Или же удивительная сметливость и проницательность — таких студентов Альбусу ещё не приходилось учить. В мальчике всегда было что-то загадочное, что-то, притягивавшее Дамблдора, всегда ему нравившееся. Но теперь любопытство обернулось ощущением, что удивительный ум мальчика нашёл себе иную пищу для размышлений. И то, что детский взгляд пропал навсегда, лишь подтверждало это. Лучший студент окунулся в омут Тёмной Магии. Альбусу даже не нужны были доказательства: он знал, но сейчас мог только наблюдать, ощущая собственную беспомощность.

— Ах, Реддл, Реддл, — так что же случилось с тобой, мальчик? — в тысячный раз спросил себя Дамблдор, не в силах избавиться от ощущения, что — знай он ответ — должен был бы убить Тома на месте.

Эдер Дэнерю вздохнул, откинулся на спинку стула и, хлебнув крапивного вина, раскрыл Мировой еженедельник. На дворе стоял август 1952 года (Эдер и не подозревал, что Том только что закончил аспирантуру). Смеркалось. Хозяин магазина Магических принадлежностей умирал от скуки и усталости. На Мрак-аллее и так бывало не слишком много покупателей, но сегодняшний день оказался совершенно особенным: с утра Эдеру удалось продать только пару Рук Славы каким-то красномордым экс-гриффиндорцам, решившим попытать удачи и ограбить Гринготтс.