Виктор Сидоров - Тайна Белого камня (ранняя редакция)

— А мне?

— Для тебя я нарисовал новую: карту нашего путешествия и открытий. Вот она, смотри.

Карта была почти такой же, как и партизанская, но в ней уже стояли не обрывки слов, полустертые цифры и непонятные значки, а расшифрованные названия сел, уточненные цифры.

— Здорово нарисовал! Только что это за «Гора Василия Родионова»?

— Лысуха. Я так назвал ее. Согласен?

— Спрашиваешь!

— А полуостров теперь: «Утес великой догадки»

— А это? — ткнул Миша пальцем в квадратик в центре карты.

— Читай — «Лагерь героев». Где партизанские землянки.

— Здорово! — еще раз подтвердил Миша. — Спасибо за карту. — Будем в школе музей создавать.

— Музей? — Лева задумался, взял сумку, открыл ее. — Если музей — тогда и это возьми.

Он протянул Мише блокнот и объемистый сверток. На блокноте красовался заголовок: «Вахтенный журнал парусной шхуны «Открыватель». В свертке же Миша обнаружил пули, гильзы, тесак и другие вещи, найденные в «Лагере героев».

На кухне, где сидели тетя Маруся и Павел Степанович, раздался басистый незнакомый голос:

— Здравствуйте.

Ребята бросились к двери. Они увидели высокого пожилого военного с погонами полковника. Из-под его фуражки блестели сединой густые волосы.

— Я к вам в гости, — произнес он. — Моя фамилия Жаков. Константин Петрович Жаков.

Фамилия Леве показалась очень знакомой. Наморщил лоб, вспоминая. Вдруг лицо его озарилось, и он бросился к военному.

— Вы партизан, да? Тот самый Жаков, чья фамилия в землянке вырезана?

— Тот, тот, милый, — дрогнувшим голосом ответил военный. — Оказывается, меня здесь уже знают.

Полковник прижал к себе Леву и неожиданно поцеловал в лоб.

— А ты, никак, Лев Чайкин?

— Ага.

— Ну вот и познакомились. А ты — Миша Борков? — повернул он голову туда, где стоял, восторженно улыбаясь, Миша.

— Да, Миша…

Жаков обернулся к Павлу Степановичу и Марии Николаевне.

— Извините, — сказал он, — врываюсь к вам непрошеным гостем. Знаете, нечасто в жизни бывают такие случаи, когда нападаешь на следы друга, о котором ничего не слыхал и не знал чуть ли не сорок лет. Я говорю о Степане Ивановиче Боркове, вашем отце, Павел Степанович…

— Я уже понял. Ребята говорили про надпись в землянке.

— Вот-вот… Степан Иванович был моим другом. Горе и радость делили пополам. Жили в одной землянке, ели из одного котелка. И последний бой держали вместе.

— Да что мы все стоим, — спохватилась Мария Николаевна. — Павел!

Павел Степанович засуетился, стал усаживать Константина Петровича. Ребята ни на шаг не отступали от дорогого гостя.

— Расскажите нам о партизанах, — попросил Лева, у которого даже для приличия не хватило терпения подождать немного.

— Лева! — взмахнула руками Мария Николаевна. — Дай ты дяде отдохнуть с дороги. Константин Петрович засмеялся.

— Требование законное. Столько выстрадать и не получить разгадки — нужна большая выдержка. Расскажу, ребятки. Все расскажу, только сначала я хочу вас послушать.

— А что рассказывать?

— Все. От начала до конца.

Ребята задумались. С тех пор, как они вернулись домой, прошло полмесяца, а кажется все это — и рассказ дедушки, и фляжка с партизанской картой, и «Открыватель», и случай у Белого камня, и, наконец, встреча с дядей Федей — было только вчера.

Мария Николаевна орудовала у печи. Комната, куда перешли Павел Степанович, Константин Петрович и ребята, наполнилась запахами жареного.

Рассказывать начал Лева. Говорил он волнуясь, то и дело оборачиваясь к Мише, словно призывая его подтвердить правдивость рассказа.

Павел Степанович слушал Леву второй раз, но и теперь рассказ мальчика захватил его. Константин Петрович сидел задумчиво, изредка поглядывая то на Леву, то на Мишу.

— И вот, когда дядя Федя, — сказал Лева, заканчивая рассказ, — ударил Василя ножом, из кустов выскочил лесничий и выстрелил два раза вверх…

— А я думал, — вставил Миша, — что это дядя Федя стрелял в Василя и Левку… Я тогда уже у речников был…

Константин Петрович снова перевел взгляд с Миши на Леву.

— Ну, ну, рассказывай.

— Дядя Федя как услыхал выстрелы, как увидел лесничего, так и сел. А тот зарядил ружье и говорит: «Руки вверх, подлец!» Дядя Федя сразу и поднял руки. Потом мы связали дядю Федю. Лесничий — его зовут Иван Прокопьевич, вы познакомитесь с ним, он сейчас еще в нашей больнице лежит, — перевязал Василя… А потом прибежали речники, взяли нас на катер и привезли домой.

— А тут вам, небось, дали выволочку?

— Да нет, — смутились ребята, взглянув на Павла Степановича.

— А стоило бы, Павел Степанович?

— Стоило, — улыбнулся он. — Мы тут все переволновались так…

— Да, ребятки, вы плохо поступили: самовольно и очертя голову бросились путешествовать. Но и полезное тоже сделали. Ваше сообщение и партизанские документы пролили свет на некоторые события в героической борьбе партизан и помогли распутать одно старое дело… За это большое вам спасибо.

— Какое дело? — спросил Лева.

Но тут вошла Мария Николаевна и пригласила всех к столу.

После обеда Константин Петрович и Павел Степанович, выпроводив ребят на улицу, долго о чем-то беседовали. И лишь потом Лева и Миша услышали обещанный Константином Петровичем рассказ.

— Служу я теперь в одном военном округе. Недавно вызвали меня к следователю. Он расспрашивал, где я воевал в гражданскую. Затем рассказал про ваше путешествие. И вот я сразу взял отпуск — и к вам.

А дело получилось такое, ребята. До революции я работал в Москве, на заводе. В гражданскую войну ушел добровольцем в Красную Армию. Нас, группу красноармейцев, отправили в тыл Колчака. Три месяца воевали мы с колчаковцами. Я попал на Алтай, к партизанам.

После одного боя наш отряд ушел на отдых в лагерь, или, как мы привыкли говорить, на зимние квартиры. А эти «зимние квартиры» представляли собой всего лишь с десяток землянок у Лысой горы.

Каратели с ног сбились — нас искали. А найти отряд им нужно было до зарезу: в последнем бою мы разгромили колчаковский штаб и захватили секретные документы.

Ну-с, живем день, живем другой — никто нас не беспокоит. Разведчики тоже не доносили ничего тревожного, и мы думали пожить на «зимних квартирах» с недельку, отдохнуть как следует, да и ударить по своим преследователям, чтобы навсегда отбить охоту бегать за нами. И все было бы, вероятно, так, как мы думали, если бы не случай.

На вторую ночь к нам явился человек. Он назвал себя гонцом из соседнего партизанского отряда, который действовал в то время в районе села Борового. Мы об этом отряде знали. Я провел гонца в штабную землянку. Там шло совещание. При нашем приходе все замолкли и выжидательно посмотрели на нас.