Ласло Харш - Ребята не подведут!

Субботнее утро было чудесным, солнечным. Но как ни странно, это сияющее, столь редкое для осени солнце не очень радовало Габи, ушедшего в свои заботы и тревоги. Правда, ребята — и в том числе Габи — побегали по двору, погоняли на улице мяч, даже прокатились на проезжавшем мимо возу и доехали до самого угла улицы… Но все это было не то.

После обеда отец прилег вздремнуть, мама хлопотала на кухне, весело позвякивая посудой. Потом в комнате водворилась такая тишина, что слышно было легкое посапывание отца и унылое жужжание осенней мухи. Габи прислушивался к звяканию посуды, к посапыванию отца, к жужжанию мухи и в тетрадке для домашних заданий рисовал зеленорубашечника па тоненьких, кривых ножках, с круглым брюшком. Он так увлекся работой, что даже высунул кончил языка от усердия, и уже собирался было приделать голову к пузатому туловищу, как раздался мощный взрыв, потрясший весь дом.

«Ну и дела!.. Значит, Шефчик-старший все-таки взорвал автомат зеленорубашечника!..» — промелькнуло у Габи в голове. Он оцепенел от ужаса, предвидя последствия взрыва. Отец проснулся и недоуменно заморгал глазами. Мама выскочила из кухни и испуганно спросила:

— Что это? С вами ничего не случилось?..

Не успела она договорить, как последовал новый взрыв, потом третий, четвертый, а может, и пятый. Задребезжали стекла, с потолка, словно снег, посыпалась штукатурка. На кухне с грохотом сорвался со стены медный таз. Затем наступила мертвая тишина. Они молча сидели и ждали еще чего-то, а Габи подумал, что Шефчик-старший основательно поработал, может, даже взорвал и самого зеленорубашечника…

Вдруг послышался какой-то шум. На балконе, во дворе, в дверях, в окнах появились люди и принялись переспрашивать друг у друга, что же произошло. Но никто ничего не знал. Только одно было ясно: где-то что-то взорвалось. Но что и где именно — мнения разделились. Кто-то сказал, что это завод Ганца на Вацском проспекте. По мнению других, как раз наоборот, взорвался завод Вайса Манфреда на Чепеле. Третьи клялись и божились, что взлетела на воздух Опера. Нашлись даже и такие, которые обрекли на погибель знаменитую цитадель на горе Геллерт. Но для Габи было достоверным лишь одно: Шефчик- старший все-таки не подорвал зеленорубашечника, и это было главное.

Конец спорам положил звон разбитого стекла, вылетевшего из окна квартиры зеленорубашечника.

— А это еще отчего? — раскрыл от изумления рот Тыква.

Откуда-то появился Шефчик-старший и принялся усердно объяснять, что воздушная волна ведет себя иногда довольно странно. Недаром еще вчера по радио говорили, что и через полчаса после взрыва, когда уже все о нем забудут, случаются необъяснимые вещи… Ну, а об этом же случае надо бы непременно рассказать по радио, чтоб все знали, как оно бывает…

Шефчик-старший наверняка бы продолжал свои объяснения и дальше, если бы в этот момент в воротах не появился его отец и, кому-то грозя кулаком, заявил во всеуслышание:

— Бандиты! Взорвали мост Маргит.

Шефчик-старший неторопливо подошел к Габи.

— Видал! — торжествующе зашептал ему на ухо. — Коли можно взорвать мост, то автомат и подавно!

Услышав такую невероятную новость, весь дом загудел.

— Но кто взорвал? — спросила тетя Чобан.

— Скорей всего, немцы, — буркнул дядя Варьяш.

— Злодеи! — выкрикнула тетя Шефчик.

Габи отошел от Шефчика-старшего, заметив, что доктор Шербан спускается по лестнице. Спрятавшись в подворотне, Габи подождал его и, когда доктор поравнялся с ним, дернул за пальто. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на Габи.

— Здравствуйте, господин Шербан. «Ребята не подведут!» Возьмите меня с собой, — выпалил он одним духом.

— Куда? — удивился доктор Шербан.

— С собой. Я знаю: вы идете к мосту. Мне тоже надо посмотреть на мост. Это очень важно для ребят.

— Откуда ты взял, что я иду туда?

— Знаю, — убежденно ответил Габи. — Вы туда сейчас пойдете.

— Пожалуй, ты прав, — усмехнулся доктор. — Это действительно стоит увидеть своими глазами, чтобы запомнить на всю жизнь. Но мне еще надо кое с кем встретиться…

— Возьмите меня и на встречу, — попросил Габи. — Я буду вести себя тихо, как мышка.

— Ну ладно, будь по-твоему, — согласился доктор Шербан. — В конце концов ты — председатель, а я всего лишь советник.

Он протянул председателю руку, и они зашагали рядом. В тот ранний субботний вечер светило ласковое солнце, на улицах было много людей, и все они казались почему-то спокойными, безразличными, будто ничего особенного и не случилось.

— А между тем только теперь все и начинается… — вдруг буркнул доктор Шербан, отвечая на собственные мысли.

Габи спросил, что именно началось.

— Наверняка утверждать не берусь, — последовал ответ, — но что-то очень скверное, постыдное. Запомни этот день, Габи, и запиши в свою тетрадку для домашних заданий, что «сегодня началось». Это говорю тебе я, советник.

На проспекте Арена они сели в трамвай. Габи прижался носом к оконному стеклу так сильно, что кончик его совсем побелел, а от дыхания на стекле образовалось матовое пятно. Он внимательно глядел по сторонам: вот их трамвай обогнал ослиную упряжку, потом миновал казарму на углу улицы Лехел, во дворе которой суетились солдаты. У многих на рукаве красовалась широкая повязка со скрещенными посередине стрелами. Затем Габи принялся разглядывать пробегавшие мимо дома. У одного из них продырявлена крыша, другой наполовину разрушен, третий хоть и цел, но вместо стекол во всех окнах видна оберточная бумага…

У подземного перехода на проспекте Арена, там, где по мосту над головами людей ходят поезда, они вышли из трамвая и прошли под мостом. Мост трещал, звенел, скрипел, грохотал, словно собираясь вот-вот обрушиться, но так и не обрушился, и они без всяких происшествий добрались до улицы Подманицкого. Там на углу, у трамвайной остановки, их ждал какой-то человек. Доктор Шербан подошел к нему и кашлянул. Человек смотрел прямо перед собой и лишь краешком глаза поглядывал на Габи. Так и не повернув головы, он чуть приоткрыл рог и шепотом обратился к доктору Шербану:

— Что это за мальчишка?

— Кажется, вы давно знакомы, — ответил ему в тон доктор.

Человек повернулся к ним, и Габи сразу же бросились в глаза его густая борода, обвислые усы и очки в роговой оправе. Бородач пристально посмотрел на Габи, чуть заметно улыбнулся и кивнул.

— И в самом деле. Ведь это председатель.

— Да, своей собственной персоной, — подтвердил доктор Шербан.

Теперь пришла очередь Габи удивляться и таращить глаза. Он тоже внимательно осмотрел бородача и лишь с трудом разглядел в обросшем лице знакомые черты.

— Келемен… то есть Чепань… то есть дядя… — обрадовался он.