Ласло Харш - Ребята не подведут!

— Превосходно! — вырвалось у него.

Он сразу же растянулся на продавленном соломенном матраце, и не успел Габи сказать, что сейчас принесет ему чего-нибудь поесть, уже спал сном смертельно уставшего человека.

Габи второпях написал записку: «Дядя Комлош, рядом с вами свечка и спички. Если станет страшно в темноте, зажгите ее». Записку он положил на пол рядом с дядей Комлошем, свечку потушил, а под руку ему сунул спички. Потом в кромешной тьме они вдвоем с Денешем вылезли из тайника.

Бесшумно и незаметно они пробрались обратно в подвал и впервые порадовались, что дуговая лампа Шефчика так тускло светит. Если бы кто и заметил их появление в подвале, наверняка подумал бы, что это двигаются у входа тени, так как в полумраке нелегко было отличить человека от тени…

Этот нагонявший дремоту полумрак и доносившийся отовсюду храп всякий раз мешали зеленорубашечнику высказывать свои взгляды. Он уверял, например, что теперь опасность уже миновала. На улице, неподалеку от дома, выкопали ров, который и остановит танки. Если же, мол, русским, ценой больших потерь, все-таки и удастся добраться до рва, то на улицу уж ни один из них не ступит: это так же верно, как дважды два четыре. Чтобы жильцы дома чувствовали себя в полной безопасности, он, Теофил Шлампетер, лично станет защищать вверенное ему здание. Именно поэтому с сегодняшнего дня он будет постоянно находиться дома и надеется, что, за исключением нескольких отъявленных коммунистов, скрывающихся евреев и опасных дезертиров, все будут только рады этому.

Но шумного проявления восторга не последовало. Зеленорубашечнику пришлось удовольствоваться добрыми пожеланиями Теребешей и приглашением к ужину. «Вы, право, заслужили это скромное угощение, — говорили Теребеши. — Ведь вы целый день бескорыстно сражались за родину».

Габи, вспомнив новенький дамский велосипед и набитый доверху рюкзак, усмехнулся.

Рано утром, когда остальные еще спали или просто лежали, потому что не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, председатель созвал заседание. Пригласили, конечно, и советника. Бомбежка и обстрел, которые на рассвете обычно утихали, снова усилились. Между прочим, в подвале сейчас было так же темно, как и ночью. Председатель открыл заседание и, взяв клятву, что все сохранят тайну, сообщил о жильце конспиративной квартиры, то есть о дяде Комлоше. Рассказывая об этом, он с тревогой поглядывал на доктора Шербана: а вдруг он перебьет и скажет, что это, мол, не детская забава. Но доктор Шербан не перебил его и ничего не сказал, а, наоборот, в знак одобрения согнул указательный палец.

Члены группы так и горели желанием действовать, хоть чем- то помочь беглецу. Дюрика заявил, что он отдаст свой завтрак дяде Комлошу. Шефчик-старший предложил свой обед, Денеш сказал, что отдаст свое одеяло, так как в конспиративной квартире очень холодно. И доктор Шербан — подумать только, сам доктор Шербан! — не только не возражал, но и одобрительно кивал головой. Он предложил от себя отнести дяде Комлошу чистую одежду, смену белья, в чем тот, очевидно, очень нуждается.

Потом доктор Шербан сказал, что вход в конспиративную квартиру — иначе говоря, окно под лестницей — необходимо заделать, чтобы никто не мог обнаружить тайника, а общаться с дядей Комлошем надо как-то иначе: ну хотя бы оторвать снизу одну из досок двери в каморку и через нее передавать продукты и одежду. Если члены группы не возражают, то он сделает это сам, ибо никто из жильцов не обратит внимания, что он возится в каморке: в конце концов, ему же доверен продовольственный склад.

Члены группы согласились, и доктор Шербан недолго думая отправился делать потайной лаз.

Остальные ребята тоже не сидели без дела: во главе с Шефчиком-старшим выбрались наружу и воздвигли из битого кирпича и черепицы целую гору перед потайным входом в конспиративную квартиру. Не успели они закончить работу, как во дворе по свежему снегу заскрипели чьи-то сапоги. Сапоги прогромыхали вниз по лестнице, потом ребята услышали глухой удар прикладом в дверь, и в подвал с винтовками наперевес ворвались три нилашиста с повязками на рукаве.

— А ну! — рявкнул вместо приветствия старший из них, и его крохотные, злые глазки скользнули по окутанному полумраком подвалу. — А ну, евреи, дезертиры и коммунисты, выходи!

Зеленорубашечник, не снимавший зеленую рубашку, черные бриджи и кованые сапоги даже на ночь, скинул с себя одеяло и вскочил.

— Баторшаг! — бойко выкрикнул он. — Кого ищете?

— Баторшаг! — последовал ответ. — Евреев, дезертиров и коммунистов. Велено вести прямо к Дунаю. Искупаем, а потом пустим несколько пуль в затылок.

— Здесь ищете? — добродушно захохотал зеленорубашечник. — Да окажись здесь хоть один из них, я бы собственноручно расправился с ним! Уж будьте уверены!

— Это твой долг, — сказал старший. — Если кого-нибудь поймаешь, дай знать. Остальное сделаем мы.

— Ну нет, я сам хочу потешиться над ними.

Старший патрульный еще раз окинул недобрым взглядом подвал и, не прощаясь, вышел во двор вместе с двумя нилашистами. Снег, словно испуганно повизгивая, заскрипел у них под сапогами.

Тем временем доктор Шербан приготовил лаз. Все необходимое ребята осторожно перетащили к дяде Комлошу, даже воды умыться ему дали. Дядя Комлош горячо поблагодарил ребят и сказал, что уже несколько месяцев не жил так по-человечески.

После ухода нилашистов жизнь в подвале вошла в свою обычную колею. В огромных, вычищенных до блеска котлах, в которых раньше кипятились рубашки и простыни, теперь варили кофе и суп. Теребеши с нетерпением ждали своей очереди у плиты — ведь они по-прежнему чурались всех и не желали общаться с простым людом. Дядя Шефчик сидел за столом л ладил коптилку. Ему хотелось усовершенствовать ее. Доктор Шербан подсел к свечке и углубился в чтение. Отец наблюдал за работой дяди Шевчика, дожидаясь, когда закипит вода. Дежурная повариха тетя Чобан обещала ему горячей воды для бритья. Вдруг отец хлопнул себя по лбу.

— Ах, черт, забыл ремень для правки бритвы! — воскликнул он. — Наверху оставил!

Габи вскочил и сказал, что сейчас же его принесет. Отец прислушался: снаружи было вроде тихо. И он разрешил. Габи вихрем взлетел по лестнице во двор, глотнул свежего воздуха, потоптался на снегу и побежал к двери своей квартиры. И вдруг в утренней тишине он услышал:

— Тсс! Тсс!

Габи осмотрелся.

Дверь у Розмайеров чуть была приоткрыта. В просвете появилась чья-то рука и поманила Габи. Не раздумывая, он подбежал к двери. Она открылась, и Габи увидел дядю Чобана. Он выглядел примерно так же, как и дядя Комлош, только на нем был не дождевик, а рваная шинель.

— Я увидел патруль и тут же выломал дверь, — сказал дядя Чобан. — Скажи-ка, братец, где моя старуха?