Сигфрид Сивертс - Пираты с озера Меларен

— А чей же тогда?

— Мой.

Крестьянин залился хохотом.

— Слыхали? Он уверяет, что это его лошадь.

Мужчины, окружившие Силаса, зашептались.

— А кто ты сам-то, раз у тебя такая же лошадь, как у фогда? — презрительно спросил крестьянин.

— Силас, сын Анины.

Человек поднял брови.

— А что это за Анина? Хотел бы я знать.

— Она ходит по натянутому канату и держит в одной руке зеленый зонтик, а в другой синий, — ответил Силас.

— Ишь ты, — насмешливо сказал крестьянин. Ясно было: он решил, что у Силаса не все дома.

— А как тебя самого звать? — спросил мальчик.

— А то ты не знаешь, кто я такой!

Силас покачал головой, выжидая.

— Почему же ты тогда остановил лошадь у моего дома? И что тебе вообще надо в нашей деревне, если это не фогд тебя послал?

— Есть захотел, — быстро ответил мальчик.

Собравшиеся заговорили.

— Мы бы тебя накормили, если бы ты привез нам отсрочку. Разве тебе не говорили, что это бедная деревня? Разве тебе не говорили, что меня зовут Эммануель?

Силас снова покачал головой. А Эммануель принялся пристально разглядывать коня.

— Где ты его взял? — недоверчиво спросил он.

— Выиграл его на спор.

— Что? А у кого?

— У барышника Бартолина, у которого длинная конюшня, — Силас махнул рукой в сторону, откуда он приехал.

Толпа замерла. Даже собаки перестали ворчать.

— Этот выжига? — возмутился Эммануель. — Да он отказывает себе во всем, лишь бы накопить кучу денег. Может, ты украл у него коня?

— Нет.

Эммануель кивком головы указал на дом позади него:

— Слезай с коня, пошли, я дам тебе поесть. — И, помедлив немного, добавил: — Коня пока можешь отвести в мою конюшню.

— Спасибо, — ответил Силас, — но я хочу его слышать.

Он соскользнул с коня и привязал уздечку к кольцу, вбитому в стену возле двери. Внутри, в большом полутемном помещении, служившем и комнатой и кухней, жена Эммануеля уже собирала на стол. Силас заметил, что в доме и в самом деле не было ребятишек.

Пока Силас ел, Эммануель то и дело подходил к дверям поглядеть на лошадь или выходил на двор с кем-то поговорить. О чем там шла речь, Силас не мог разобрать.

— Я это… велел задать корму твоему коню, — оправдывался он, возвратись в комнату, после того как довольно долго пробыл на дворе.

Силас покосился на него.

— Попробуй-ка моего пивка, — весело продолжил крестьянин, — не помешает запить еду чем-нибудь вкусненьким.

Он тут же принес кувшин и две кружки и чокнулся с Силасом.

— Крепкое, — сказал Силас.

— Это лучшее пиво во всей деревне, — заявил Эммануель. — Но может, для тебя оно слишком крепкое. Может, ты еще слишком мал, чтобы пить пиво?

— Вовсе нет.

Немного погодя крестьянин начал расспрашивать мальчика про пари с Бартолином. И Силас подробно рассказал ему, как все это было.

По мере того, как мальчик рассказывал, сутулый человек смотрел на него все более недоверчиво.

— Не слышал, чтобы этот барышник кому-нибудь что-нибудь подарил бы, — сказал он и подлил еще пива мальчику. — Нам так приходится покупать, и он с нас хорошо дерет. Видно, он не по своей воле позволил тебе взять коня.

— Он сам вывел его для меня из конюшни.

Эммануель призадумался.

— Ты можешь получить за коня хорошие деньги, если захочешь продать его.

— Нет, — равнодушно ответил Силас.

— Я мог бы купить его у тебя.

— А деньги у тебя на это есть?

— Могу дать тебе сотню серебряных монет.

— Дешево же ты ценишь человеческую жизнь.

— Так ведь это лошадь, — засмеялся Эммануель. Но вдруг нахмурился. — А ты часом не убил Бартолина? — с ужасом спросил он.

— Я свою, жизнь имел в виду, — ответил Силас, — эта сделка могла стоить мне моей собственной шкуры. И, между прочим, лошадь эта непродажная.

Эммануель подлил ему еще пива и предложил за вороного двести монет серебром.

Силас лишь усмехнулся — мол, неужто какой-то дурак думает, будто он согласится продать своего коня. Тяжелая усталость и сонливость наваливались на него. «Верно оттого, что так плохо прошла ночь в овечьем сарае,»— подумал он. Утолив голод, он почувствовал неодолимую тягу закрыть глаза.

Голос крестьянина все обволакивал и обволакивал его сознание, и пиво стало теперь совсем не таким, какое он пробовал вначале, оно обжигало горло и горячило желудок. А может, в пиво что-то подлили? — мелькнула у него смутная мысль.

Он уронил голову на руки, но сон еще не завладел им полностью.

Крестьянин что-то сказал жене, ненадолго наступило молчание, затем, при звуке голосов, Силас очнулся, но не в силах был стряхнуть с себя дремоту. Говорили о коне. Эммануель ликовал, а жена говорила тихо и нерешительно. Но мальчик так и не понял, о чем шла речь.

Потом он почувствовал, как чьи-то руки стащили его со скамьи, и решил, что его хотят положить на кровать. Но вместо этого его вынесли из дома. Он ощущал свежий воздух и солнечный свет, чувствовал, что висит как мешок, который несут четыре руки.

Он хотел воспротивиться, проснуться, вырваться из этих рук, не дать им унести его неизвестно куда. Но эти мысли лишь еле теплились в глубине его сознания, он не мог ни шевельнуться, ни вымолвить слово.

Он снова провалился в сон и очнулся лишь на мгновение, когда его положили на что-то твердое. Сквозь сон он слышал, как где-то журчала вода. А над ним люди говорили что-то непонятное.

— Весла, — сказал один.

«А на что мне весла?» — смутно подумал Силас.

Рядом с ним бросили что-то тяжелое. «На что мне весла, если у меня есть конь?»

После этого Силас провалился в сон.

Тошнота.

Отвращение, как длинный кол, вбитый от горла до желудка. Силас перевернулся на спину и слегка приоткрыл глаза, где-то в глубине сознания, за душившей его тошнотой шевелились обрывки сна. Ему снился его вороной. Настоящий конь, на котором он ехал.

Силас попытался вспомнить сон отчетливо, но голова у него сильно болела, а когда он пошевелился, заболели живот и все тело. Видно, он захворал. Сильно захворал. А ему так хотелось досмотреть сон про коня.

Это был вовсе не конь Карлоса, а совсем другой. Ведь у Карлоса лошади не вороные. Силас вздохнул. Небо над ним было бело-синее с красивыми кудрявыми облаками, свет резал глаза. Может, это потому, что он еще не совсем проснулся? Хуже всего, что ему вовсе не хотелось просыпаться, такого с ним никогда не было, может, это оттого, что он захворал?

Силас прикрыл рукой лицо от солнца. Рукава у него были мокрые. Что с ним случилось?

Он положил мокрый рукав на лоб — в голове у него так сильно стучало, что он не мог ни о чем думать. Он почувствовал, что и спина у него мокрая. Может, лодка дала течь? Нет, вряд ли, эта тупоносая лодка была совсем новая, такая не может потонуть.