С. Полетаев - История двух беглецов

– Ой, там так весело! – смутилась она, как бы оправдываясь за своё легкомысленное настроение. – Жалко, мы папку с собой не взяли.

– У него же скоро защита, – сказал Стасик. – Он всё равно бы не поехал.

– Бедняжка, совсем заработался. Может, спустимся, мальчики? Там такой концерт!

Сашка с кислым выражением лица процедил:

– Подумаешь, концерт! Вот мы с музыкальной школой по телевизору выступали. Не видали? В пятницу давали – целый час…

– По какой программе? – заинтересовался Стасик. – По второй?

– Нет, по первой.

– По первой футбол передавали…

– Это когда футбол? В семь тридцать? А мы в четыре ноль-ноль. Я, правда, и забыть могу – часто выступать приходится. Ну, так слушай…

– Мамочка, я побуду с ним, ладно?

Мама провела руками по глазам, улыбнулась чему-то. И, совсем смутившись, спросила:

– Я пойду ещё потанцую, хорошо, Стасик?

– Конечно, мамочка, иди…

Мама спустилась в салон, а Сашка Диоген всё ещё хмурился, прислушиваясь к шумам внизу. И вдруг он широко развёл руками, словно бы держал баян, и быстро-быстро зашевелил толстыми пальцами.

– Ты чего это? – удивился Стасик.

– Не мешай мне, я играю на баяне, – сказал Сашка и стал подпевать в такт хрипловатым баском:

Тра-ля-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!

Гоп-тра-ля-ля! Гоп-тра-ля-ля! Лицо его сморщилось, как у резиновой куклы, и всё пришло в движение-нос, губы, морщина на лбу, заколыхались бока, живот и плечи, он завалился на спину и стал выделывать в воздухе кренделя. Из-под плащ-палатки высунулся Мурзай и заморгал глазами. Стасик сжался от восторга. Диоген вдруг замолк и раскинул руки, бессильно опадая, словно проколотый воздушный шар.

– Вы… артист? – заикаясь, спросил Стасик.

– Вообще-то да, – небрежно кивнул Диоген, поднимаясь. – Если хочешь, могу прочесть «Мцыри». Знаешь такую историю? Лермонтов сочинил. Артист – это что! Я вот клоуном хочу стать, только в клоуны не попадёшь – триста человек на одно место. А тебе кто больше нравится – Олег Попов или Юрий Никулин?

– Н-не… знаю.

– И я не знаю, – признался Сашка. – А только я хотел бы стать не простым клоуном, а музыкальным…

– Это как же?

– Жаль, инструмента нет, а то бы я показал тебе. На балалайке умеешь? А на зубах?

Нет, Стасик не умел даже на зубах, к своему стыду и позору. И тогда, поскольку других инструментов не было, Сашка ногтями провёл по зубам звонкую дробь.

– Что за музыку даю? Дран-ды-ра-ра-ри! Д ран-ды-ра-ра-ри…

Стасик неистово смотрел Сашке в рот, пытаясь разгадать музыку. Сашка делил её на медленные такты, группировал в небольшие комбинации, но Стасик оказался на редкость необразованным человеком – никак не мог понять, что Сашка исполнял на зубах марш из Седьмой симфонии Шостаковича.

– Ты мамке своей скажи, пусть она отдаст тебя в музыкальную школу, вместе будем учиться. Я в старшем классе, ты в младшем. Я тебя, деточка, подтяну, если будешь отставать. Это знаешь как здорово – играть на инструменте…

Вдали показался причал. Из салона стали подниматься взлохмаченные гидрологи. Вышла и мама Стасика, немного растрёпанная. Её поддерживал под руку бородатый очкарик.

– Благодарю вас, – сказала она и, бросившись к сыну, подняла его. Подняла и крепко прижала к себе, а потом осторожно усадила в кресло.

Матрос установил трап. Девушка в брюках и кепке, похожая на парня, перегнулась через борт и закричала басом: – Севка! Севочка!

Передавая друг другу бинокль, гидрологи поочерёдно вглядывались в берег.

– Ура! Молодец Севка, машину пригнал!

– Славяне, на выход! – загремел бородатый.

Стасик тревожно следил за Сашкой Диогеном. Сашка метался по теплоходу в поисках Даньки. Он так заболтался со Стасиком, что о Даньке ни разу не вспомнил. Кубарем скатился в буфет – Даньки там не было! Взлетел на верхнюю палубу – не было его и там! Сунулся в рубку и тут же вылетел – пропал Данька!

«Славяне» столпились у трапа и шумно приветствовали встречающих на берегу. Матрос перебросил причальный канат. С берега подтянули теплоход и закрепили трап. По воздуху летали передаваемые из рук в руки вещи. А между тем Сашка всё никак не мог найти Даньки.

И вдруг случилось невероятное – Мурзай куснул Сашку за ногу и потрусил к машинному отделению. Сашка пустился за ним и чуть не сбил Даньку, который поднимался наверх. На радостях Сашка подхватил Мурзая под мышки, поднял его и поцеловал в холодный нос. Какое это счастье, что с ним был Мурзай! Не простой какой-нибудь пёс, а пёс-телепат, замечательный зверь, чуявший на расстоянии.

– Ура, Мурзай!

Мальчики сбежали на берег, и только внизу Сашка вспомнил про Стасика. Стасик сидел на маминых коленях и печально смотрел вниз. Сашка помахал ему рукой. Стасик рванулся к нему. Худенькое лицо его сморщилось, он скривился и вдруг заплакал. И мальчики всё это видели. И Сашка, видя, как плачет его маленький друг, отвернулся, чтобы не заметили его собственных слёз. Он только сейчас понял, что они уже больше никогда, никогда не увидятся. И, может, больше никогда у Сашки не будет такого преданного младшего друга. А ведь они могли бы стать как братья. А теперь уже ясно, что не станут. И когда

Сашка всё это понял, он вдруг побежал к причалу и, хлюпая носом, закричал изо всех сил:

– Четыре шесть восемь…

Но теплоход уже отходил.

– …шесть восемь девять шесть…

Ревел прощальный гудок, заглушая все звуки мира.

– …девять шесть тридцать два…

Но теплоход всё удалялся, становился всё. меньше и меньше, и совсем уже крохотной скрюченной фигуркой виднелся мальчик на коленях у матери.

– Ты с кем это? – удивился Данька, когда Сашка вернулся.

Сашка промолчал. Данька не стал приставать к нему, он знал за Диогеном такую способность – быстро сходиться с людьми, но был озадачен грустным видом приятеля. «Может, с девочкой познакомился и она ему понравилась?» Данька уважал чужие тайны и оставил его в покое.

На пристани уже никого не было. Укатила трёхтонка, набитая гидрологами. Остались только три человека и собака. Данька, Сашка, Мурзай и ещё кто-то… Наверно, начальник пристани. А может, начальник и бакенщик сразу. Это называется «по совместительству». Начальник смотрел на мальчишек и пса, сидевших на рюкзаках, чесал небритый подбородок и думал. Он думал о том, что это за люди. Так ничего не надумав, он зевнул, натянул кепку на глаза и ушёл по тропинке в лес. Странный какой-то человек.

И остались ребята с собакой на пристани одни. Совсем одни. Только лодки на замках. И пивной павильон. И ещё плакаты на столбиках с выцветшими надписями. Зона отдыха такого-то района. Рыбная ловля сетями запрещена. Не сорить. Костров не разводить. Беречь лес – народное богатство. Природа – единственная книга, каждая страница которой полна глубокого содержания. И ни одной живой души.