Михаил Колосов - Бахмутский шлях

— Все, нет… Веди, — сказал полицай с фонарем в руках, стряхивая с себя сено.

— Ой, боже мой, за что ж вы его, хоть скажите! — закричала мама.

— А ты молчи, — гаркнул на нее полицай, — не поднимай шума! Закройся и до утра не выходи. И ты пошел спать в хату. Ну, живо! Никитин, подожди.

Полицай втолкнул нас в сенцы, закрыл дверь, предупредил:

— И не выходить!

Я побежал в комнату и стал смотреть в окно. Они несколько минут стояли на улице, совещались, потом разделились на две группы — Никитин повел Лешку, а остальные пошли в другую сторону.

Мама, схватившись за живот, ходила по комнате, не находя себе места.

— Ушли… Увели… Не выходи, кому сказали?!. — крикнула она на меня, напрягая последние силы. — Увели… Господи, когда ж этому конец будет, когда им, паразитам этим, начнут отливаться наши слезы? Петя, не ходи на улицу…

— Я только выгляну, мама.

— Случаем, допрашивать будут — ты стой на одном: ничего не знаю, — предупредила она.

— Ладно. Я выгляну, мам? — И, не дождавшись разрешения, выскочил на улицу.

Стояла тишина. Я догадывался, что Никитин с Лешкой свернули в переулок, потому что другой дороги на поселок не было.

Не отдавая себе отчета, я помчался к Митьке.

Митька спал на чердаке. Он сначала влезал туда сам, а потом втаскивал лестницу, чтоб ночью никто не смог к нему забраться. Дверца была открыта, и я принялся швырять на чердак камни, будить Митьку.

Послышалось шуршание сухого сена, я перестал бросать, и с чердака осторожно выглянула всклокоченная голова Митьки.

— Ты? — удивился Митька, увидев меня. — Напужал. — Он лег на живот, свесил голову вниз. — О, черт, больно как ударил, тоже придумал — будить такими камнями. Чего ты так рано, темно еще?..

— Слазь скорее сюда. Лешку забрали…

Митька мигом спустил лестницу, сошел вниз, на последней перекладине сел, спросил:

— Когда?

— Только сейчас. Никитин повел его в проулочек, а остальные еще куда-то пошли. Оружие искали.

— Один?

— Кто?

— Никитин?

— Один. Связали Лешке руки назад, и он повел…

Митька, не дослушав меня, скрылся на чердаке и через минуту появился с пистолетом.

— Пошли, — бросил он коротко, направляясь в сад.

— Куда? — удивился я.

Митька не ответил, и я побежал вслед за ним. Мы бежали прямо по огородам, пробрались через колючий кустарник, вышли на тропинку, которая шла вдоль ручья. По ней мы добежали до переулка и увидели уже за мостиком две человеческие фигуры.

«Это они», — подумал я. У меня дрожали руки, дрожали поджилки под коленками. Не хватало сил даже заговорить с Митькой. А он, тяжело дыша, несся вперед.

— Дядя Никитин! — вдруг закричал он. — Подождите! Там нашли…

Фигуры остановились.

— Подождите, — повторил Митька. — Там оружие нашли, — продолжал он, подходя к Никитину. — Вот, смотрите какой, — Митька протянул ему свой пистолет и выстрелил прямо в лицо Никитину.

Тот раскинул руки, словно собирался схватить Митьку, но не схватил — Митька отскочил, — упал на дорогу, грузно грохнувшись тяжелым телом.

Все это произошло так быстро и так неожиданно, что мы в первые минуты растерялись. Перед нами лежал взаправду убитый человек. На меня это, кажется, подействовало больше всего. Когда я видел, как немцы вешали Егора Ивановича и Вовку, как они расстреляли ребят и в том числе Ваську, было страшно, но то было совсем другое, там мы были невольными свидетелями расправы, и после, когда мы что-то предпринимали, чтобы отомстить немцам, все это, теперь мне кажется, было как-то не всерьез. Мы будто играли в войну с настоящими немцами.

А тут не игра: мы убили предателя, и вот он лежит перед нами, издавая предсмертный хрип, на лице большое черное пятно — это кровь.

Какое-то мгновение мы все стояли молча. После выстрела Митька отступил шага на два назад и, похоже, собирался бежать. Я не в силах был переступить с ноги на ногу. Первым подал голос Лешка.

— Ну что ж вы стоите, развяжите руки!

Мы словно очнулись, бросились к Лешке и, мешая друг другу, стали развязывать.

— Да один кто-нибудь, один, что вы возитесь! — нервничал Лешка.

— Пусти, — Митька оттолкнул меня, быстро развязал узел, выдохнул: — Все.

Лешка подхватил с земли блестевший пистолет Никитина, толкнул полицая ногой, присмотрелся к нему, не живой ли, сказал:

— Наповал. — Он помолчал. — Хорошо, идемте, — махнул он рукой.

Мы перелезли через ограду, пошли садами.

— Вас никто не видел? — спросил Лешка.

— Нет, — ответили мы одновременно.

— Тогда поспешайте домой, пока не кинулись искать. Они на вас не подумают, будут искать меня, а я… — Лешка махнул рукой в сторону востока. — До рассвета надо как можно дальше уйти. Ну прощайте, спасибо, Митя, пистолет на всякий случай спрячь подальше.

Расставшись с Лешкой, мы пришли к нам. Мама лежала совсем больная. За каких-нибудь час-два она так постарела, что ее трудно было узнать. Я испугался, поспешил обрадовать:

— Мама, Лешка наш убежал…

Она перестала стонать, открыла глаза, прошептала:

— Как?

— Мы Никитина застрелили.

Мама посмотрела на меня, потом на Митьку, словно спрашивала, правда ли это, или мы ее обманываем.

— Правда, теть, — подтвердил Митька и для доказательства вытащил пистолет. — Вот, смотрите…

В маминых глазах на миг блеснула радость, но она тут же застонала, глаза затуманились, и она задышала часто-часто.

Я приложил руку к маминой голове — у нее был жар. Я вспомнил, как она меня лечила когда-то, прикладывая ко лбу мокрую тряпку, схватил полотенце, намочил, положил ей на лоб.

Вскоре стало светать, а мы с Митькой стояли у маминой кровати и не знали, чем ей помочь. Наконец она уснула, и мы отошли к окну.

— Посмотреть бы сейчас на Никитина, — сказал Митька. — Интересно, что там делается. Как думаешь, его нашли уже?

— Не знаю.

— Сбегаем посмотрим? — предложил он.

— Что ты? — замахал я руками.

— А что?

— Мама больная, — сказал я, хотя это была не главная причина, на самом деле я просто боялся смотреть на убитого.

— Самому пойти, что ли?..

Я не успел возразить Митьке — увидел в окно подъехавшую к дому грузовую машину, битком набитую солдатами, которые на ходу спрыгивали на землю и бежали в наш двор.

— Немцы! — закричал я в ужасе, отскочив на середину комнаты.

Митька глянул в окно и побледнел.

— Дверь… дверь закрой!.. — еле выговорил он, сильно заикаясь. В горле у него что-то першило, и я скорее догадался, чем расслышал его слова.