Павел Мисько - Новосёлы

Я обежал вокруг дома. Может, хлопцы опять в овраге ковыряются? Но там было пусто, не было и оврага. Склон выровняли, заложили квадратиками дёрна. Каждый квадрат прибит колышком.

Куда они подевались?

Возвратился во двор, и тут вышел из подъезда Павлуша. Никто его никогда не гонит садиться за уроки, сам делает.

— Наверно, у дяди Левона они, — подошёл я к нему.

— Нету! И самого его нету. Я стучал, — сказал Павлуша.

Вот так новость! Что они, сквозь землю провалились?

Мы шли вдоль стены и ломали голову: где искать компанию? И вдруг услыхали глухие голоса. Как из-под земли! Прислушались — из подвала!

Ткнулись в окошко, а там уже рама со стеклом, голову не просунешь. Побежали к подъезду.

В подвале светло, горят лампочки. К тому окошку, через которое я летел кувырком, три раза направо свернуть и раз налево. Тогда, когда я выбирался, мне надо было не вправо повернуть, а влево, потом раз вправо и три раза влево. Проще простого.

Что мы здесь увидели!

Сидит на глиняной трубе Серёжа. На коленях у него лежит обсыпанная крошками булки Мурка, мурлычет песенку. Около кошки трое котят: толкают лапками в Муркин живот — правой-левой, правой-левой… Сосут! Малюсенькие, как мыши. И слепые! Один котёнок жёлто-белый и два серых.

Мы сразу присели на корточки возле Мурки, начали гладить её и котят. Мы не смотрели, чего это там дальше топчутся возле труб Вася, Жора и Левон Иванович.

— А ну не трожь! — подошёл Вася с перемазанным лицом, начал забирать у Серёжи грязными, в глине, руками Мурку и котят.

— Сам не трожь! — не давал Серёжа, я помогал ему защищать кошку с котятами.

— Ты прогнал морскую кошку? Прогнал! Она стала ничья, а теперь моя. Я заберу её домой.

— А ты потом у него котёнка возьмёшь, — подошёл к нам и Жора. У него руки были не чище.

— Никого я не прогонял! — На мои глаза навернулись слёзы. Столько пережил-перенёс из-за этой Мурки, а меня же и обвиняют! — Сама удрала… А она моя, а не твоя, я за неё деньги платил.

— Была твоя, а теперь всехная, — поправился Вася. — У меня поживёт, пока котята подрастут. Им с людьми надо жить, а то будут дикими…

Нет, это уж не свои слова говорил Вася. Не иначе, Левон Иванович так сказал.

Только я это подумал, а дядя Левон и говорит:

— Да, да, друзья мои! Даже человек без людей может одичать…

Мы молчали и морщили лбы — думали над этими словами.

— Василий! Георгий! — позвал дядя Левон Васю и Жору, как взрослых. — Давайте кончать работу!

Мы с Павлушей подошли посмотреть, что они делают.

О-ле-ле, так вот откуда тогда Вася и Жора надёргали лучин на «шпаги»!

Метра на три обкололи глиняный панцирь с трубы, выдернули их из-под проволоки. Раздели ту трубу, по которой горячая вода в дом подаётся. Даже войлок в одном месте продрали, интересовались, есть ли в середке железная труба. Вот дурачьё! Да так всё тепло растеряется по дороге, вода остынет, пока к батареям придёт.

И как узнал Левон Иванович об этой трубе, у кого выспросил? Как он уговорил этих вредителей самим всё починить-исправить?

Дядя Левон откалывает от полена короткие, неуклюжие лучинки, пробует засунуть под проволоку в тех местах, где были «шпаги». Выбитую плешь замазывают, штукатурят Вася и Жора.

— И вы, кажется, в мушкетёров играли? — спросил у нас Левон Иванович. — А теперь бросили товарищей в беде. Нехорошо! Вон в углу глина, как нарочно оставили строители. Павлуша наковыряет, разомнёт помельче, а Женя принесёт воды. Сделаете ещё один замес, а то не хватит…

И мы выполнили всё в точности, как говорил дядя Левон, намесили им свежей глины. Не в ведре — прямо на том месте, где она лежала. Охотно месили: просто удивительно, как нам всегда хорошо с Левоном Ивановичем!

Выходили из подвала, задрав кверху перепачканные руки. Не салютовали, нет… Серёжа нёс в подоле Мурку и котят. Вася шёл за Жорой, задрав не только руки, но и гордо выпятив живот. Он распевал что-то своё:

— Э-ге-ге, нас пятеро всех! А с дядей Левоном шестеро! Мы «артековцы», у нас есть тайна!

Серёжа нёс Мурку, нёс — и унёс прямиком в свою квартиру! Вася даже не вспомнил про кошку, забыл, что грозился забрать её к себе.

Когда все умылись, привели себя в порядок, вышли опять во двор. Павлуша, правда, побыл с нами совсем немного и пошёл в магазин за хлебом.

Шли из школы улыбающиеся Женька с Галкой, остановились возле нас поболтать. Шла из магазина тётя Клава, несла в сетке чёрную редьку и красные стручки перца — остановилась. Вышла наша бабушка с Мариной погулять — и задержалась возле тёти Клавы. Возвращалась с работы Галкина мама — и та присоединилась к толпе.

На асфальтированной дорожке, что шла через все дворы квартала вдоль домов, появился чёрный «Зил» Ивана Ивановича. Медленно ехал, важно, чтоб все люди обратили на него внимание. И мы начали наблюдать за машиной ещё издали. Не доехав до нас метров сорок, разноцветный студент-шофёр посигналил, хотя на дороге никого и не было. Машина свернула влево, перед сквером. Объехала деревья удачно… И в гараж заехала без приключений!

Только перестали смотреть на гараж Дервоеда, как из-за другой стороны дома, с улицы вырулила ещё одна легковушка — серенький «Москвич» Гаркавых. Остановился он напротив крыльца, мы дали ему дорогу. К машине бросился Женя, открыл заднюю дверку. Достал корзинку с грибами и большущую щуку. Мы сразу окружили Женю.

— Ой, сколько белых, боровичков! — присела на корточки возле корзинки Галя. — Какие они все хорошенькие — как точёные!

— Штук пятнадцать… — выбралась из машины с пучком какой-то травки в руках Женина мама. Она начала говорить с женщинами о том, как хорошо осенью в лесу, какая красота, сколько разных грибов!

— Есть грибы, есть! — подтвердил бодрым голосом дядя Коля. — И рыба есть. Хорошая грибалка.

Женя дал Марине подержать щуку. Ну и страшилище! Голова возле носа Марины, а хвост до земли достаёт.

— Ух! Ух! — восхищалась Марина.

— Кило три, наверно, — сказал Николай Николаевич.

— Дай и мне подержать! — пристал я к Марине.

Дервоед уже отпустил «личного» шофёра, подошёл к нам. Раньше он всё время сторонился людей, а сейчас сам подошёл и первым заговорил:

— Это что — грибы? И вы не боитесь их брать?

Гаркавые растерялись от такого вопроса.

— А чего их бояться? — сказала Женина мама. — Я же бледных поганок не беру и мухоморов не беру.

— И вы убеждены, что это не поганка? — Иван Иванович взял из корзины самый красивый белый гриб.

— Ну, знаете!.. — возмутилась Женина мама.