Юрий Иванов - Сестра морского льва

— Ну вот и чай вскипел. Иди-ка поищи посуду, — попросила Волкова Алька. — Тарелку-то ты обязательно найдешь, а то и чашки. Ну иди, иди.

— Что? Сервизик, говоришь, притащить? Хорошо.

Закурив трубку, он огляделся, постучал кулаком по днищу шлюпки, возле которой они разожгли костер, и отправился вдоль океана. Сколько же тут добра... Вот завал бревен. Чистеньких, гладких, облизанных волнами до белизны. Волков стукнул по одному, и древесина отозвалась звонким гулом. А рядом, будто спички, высыпавшиеся из чудовищного коробка Гулливера, лежали на камнях оструганные четырехгранные брусья. На комле каждого из них виднелось клеймо: «Канада. Океаник». Бочки, ящики, доски. Дерево без вершины с обглоданной корой и острыми, как рога оленя, корнями. Груда стеклянных шаров, оплетенных в цветастые сеточки: в таких нитяных сеточках мячи для ребятишек продают. Сколько же тут шаров! И с ученический глобус, зеленоватых, и маленьких, чуть больше кулака. Все это кухтыли, поплавки от океанских неводов. А вот бутылка четырехгранная, а там подальше и еще несколько. Волков расшвырял их и увидел, что в одной из них что-то есть. Он поднял ее и усмехнулся: на дне бутылки на два пальца налито жидкости янтарного цвета. Знаем мы этот обычай, подумал он: моряк никогда в океане не должен допивать все до капли, надо и с Нептуном поделиться: ублажить старикашку, чтоб не беспокоил судно штормами да ветрами. Отвинтив пробку, Волков понюхал, медвяно так, очень вкусно пахло. Ром. Глотнул — горчит слегка, видно, попало в бутылку немного морской воды, но пить можно вполне.

Ага, вот и тарелка. Он поднял легкую, пластмассовую, с вытесненным по краю драконом тарелку. Это уже кое-что. Волков осмотрелся и среди всякого берегового мусора нашел и тонкую, совершенно прозрачную чашечку.

— Во-олк! Где ты-ы?!

Загремела галька, и звякнуло стекло, попавшее под ноги. Девочка бежала. Волков услышал ее шумное, взволнованное дыхание и вышел из-за валуна навстречу.

Костер горел жарким, почти бездымным пламенем. В нем уже не чувствовалось той юношеской суетливости, какая была вначале: огонь теперь исправно и напряженно работал, пережевывая с тихим, ровным гулом толстые плахи в груду ярких углей.

— Загляни-ка под шлюпку, — сказала Алька, когда они вернулись к костру. — Ух нам и спать хорошо будет...

Под шлюпкой была аккуратно, в несколько рядов настлана рыбацкая сеть, покрытая куском выцветшей парусины. Громадный ком спутанных сетей, Волков заметил, когда отправлялся на поиски посуды. Оказывается, Алька еще и парусину разыскала. Волков зевнул; конечно, шлюпка — это не топчан в доме Бориса и не пещера, но все же славно будет спать и на такой постели.

Быстро темнело. От костра шел сухой жар. Вещи уже высохли, и Алька убрала их. Разморенные теплом, песчата лежали на ящике вповалку, выставив тугие, барабанчиком, животы, а на уступах скал бродили, устраивались на сон птицы, и слышно было, как то одна, то другая протяжно зевали, а может, это просто казалось Волкову? На столе, сооруженном Алькой из длинного ящика, стояла миска с дымящейся тушенкой и лежал хлеб. В граненой бутылке букет желтых цветов. В общем, все как в лучших домах...

Они быстро, торопливо поели, а потом напились сладкого, крепкого до торфяного цвета чая. Выразительно поглядев на шлюпку, Алька потянулась.

— Ну-ка спать, повелительница птиц, — сказал Волков. — Я подымлю.

— Ужасно как хорошо тут, — сказала девочка, забравшись под шлюпку. — Ты не засиживайся, хорошо?

Сунув под шлюпку рюкзак, Волков устроил его девочке вместо подушки, а затем по ее совету, уложил вдоль бортов большие валуны, чтобы Ванька не вздумал подрыться, и, подбросив в костер несколько толстых брусьев, закурил трубку.

Огонь потрескивал и, ворча, разгрызал твердую древесину; океан, как старец, боящийся, что не заснет, вздыхал и ворочался, располагаясь поудобнее в своем каменистом ложе. Обостренным слухом Волков ловил звуки засыпающей природы и смотрел вдоль черного берега в ту сторону, где должна быть Лена. Красная точка там вдруг шевельнулась и потухла. Это горел костер в пещере, а перед ним ходила взад-вперед женщина. Волков подошел к самой воде и стал вглядываться в темноту.

Он долго ждал. Красная мушка вновь прожгла темноту и больше не пропадала. Наверно, Лена подложила в огонь побольше дров и легла спать.

Вернувшись к костру, Волков привычно поглядел на небо: звезд-то сколько, все как серебряной галькой усыпано. «Удобное небо», — сказал бы про такое капитан «Актинии» Мартыныч. Вот и луна выкатилась. Легко и приятно определяться в такую ночь; правда, горизонт при луне кажется немного лохматым, но луна светит ярко и можно с достаточной точностью уловить в окуляр секстанта линию, отделяющую небо от воды.

Мартыныч любил звезды. Он мог часами глядеть в небесную глубь. И если это было на Валеркиной вахте, показывал ему созвездия и звезды, давая им свои названия. «Близнецов» он именовал «Ребятишками», «Лебедя» — просто «Птицей», а «Кассиопею» — «Красивой девчонкой». Он говорил, что видит ее нагую, сереброволосую, бегущую всю ночь по небу; только вот куда она бежит, что ищет, не знал. От звезд Мартыныч легко переходил к жизненным проблемам. «Итак, Валерка, — начинал он рассуждать, — что для моряка самое наиглавнейшее? Ответь. Не можешь? Так я тебе скажу: определить точку в океане, ту точку, Валерка, где в данный момент находится твой корабль. Ошибешься чуть — и хана. Врежется твой корабль в рифы или выползет на мелюку... Так и в жизни. Жизнь-то, она что океан, а люди что корабли в океане. Усек? Так вот, каждый человек должен определить свои координаты в жизни. Ну а дальше ты уж сам соображай». Моряки — штурмана, капитаны — они все немного философы.

Длинные ночные вахты, вид звездного неба и океана, расстилающегося перед твоим судном, все это настраивает на размышления. Корабли как люди... Море жизни... Координаты. Мартыныч не мог все это сформулировать яснее и более конкретно.

Посмотрев на красную точку, светящуюся в ночи, Волков подумал о том, что уже пятнадцать лет назад он совершенно точно знал, чего хотел, — море, вот что ему нужно было в этом мире!

Да, море. И еще — Лена. Они все больше привязывались друг к другу, им уже трудно было расстаться... Пари? Сашка еще пытался соперничать, не понимая или не желая замечать, что отношения между парнем и девушкой становились все более серьезными. А однажды Лена поднялась на шхуну уже не гостьей, а судовым поваром — кок заболел, и Валера упросил Мартыныча взять на судно девчонку. Вскоре и «Актиния» покинула остров Больших Туманов. Предстояло побывать в Петропавловске, потом на рыбокомбинатах восточного побережья Камчатки: начиналась путина, и они должны были развести промысловикам соль и клепку.