Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Следуя за дядюшкой на приличном расстоянии, Джон Фрай не терял его из виду до тех пор, пока дядюшка не доехал до Топи Колдуна, где Джон внезапно потерял дя­дюшку из виду. Спрятавшись за дерево, Джон затаился и засаде. Прошло некоторое время, и вдруг в основании де­рева, что росло неподалеку, показалась белая шляпа с высокой тульей, а под ней чья-то физиономия, затем шея, плечи... В Эксмуре есть поверье, что казненные преступ­ники собираются как раз в таких вот зловещих местах, как Топь Колдуна, чтобы воскреснуть из мертвых. Джону Фраю показалось, что выглянувший из-под земли, как из преисподней, ну прямо ни дать ни взять вылитый разбой­ник, которого повесили на прошлой неделе, а когда Джон вспомнил, что случилось это ровнехонько девять дней назад, он, не помня себя, бросился в седло и погнал пони что есть мочи прочь от этого проклятого места.

Когда Джон Фрай закончил душераздирающее повествование, молодые леди посетовали на то, что он не остался в укрытии подольше, потому что тогда бы он смог рассказать им побольше, а я напустил на себя весьма суровый вид и сказал:

— По-моему, Джон, ты все это выдумал, по меньшой мере, наполовину.

— Да, мастер Джон,— согласился Джон Фрай,— я, случается, привираю — кто из нас без греха? — но нынче я выложил только то, что видел собственными глазами. Господь свидетель, на боковую я пойду с чистой совестью.

- Извини, Джон,— примирительно сказал я,— я верю, что ты говоришь правду, но только, пожалуйста, об этом — никому ни словечка.

После предупреждения судьи Джеффриза и намеков Джереми Стикльза, а также из-за слухов и домыслов, будораживших наши края по базарным дням, история, рассказанная в тот вечер Джоном Фраем, и моя уверен­ность в том, что на этот раз он ничего не выдумал, встре­вожили меня необыкновенно. Мои родные, а также наши соседи, все мы доподлинно знали о том, что в Тонтоне, Бриджуотере и даже в Далвертоне весьма недовольны ко­ролем и высказывают сожаление о тех днях, когда в стране правили пуритане [37] Пуритане — так во 2-й пол. 16 в.— 1-й пол. 17 в. называли английских протестантов (о протестантах см. комм. 40), недовольных половинчатостью церковной реформы. , но в ту минуту, когда я, пред­став пред грозные очи судьи Джеффриза, заявил, что в нашем Орском приходе ничего подобного не происходит, я был убежден, что сказал правду, чистую правду, ничего, кроме правды.

Ныне моя уверенность дала большую трещину, осо­бенно после того, как я узнал, что под покровом ночи в Линмуте высадился вооруженный десант, и когда эхо, вольготно гулявшее по нашим холмам, донесло до слуха каждого эксмурца тяжелую поступь марширующих ба­тальонов. Любой заговорщик, которому понадобилось бы втайне собрать огромную массу повстанцев, использовав для связи сигнальные огни, зажигаемые на возвышенных мостах, не смог бы найти края лучше, чем наш Эксмур с его глубокими узкими долинами, пролегшими между хол­мами и тянущимися от береговой полосы далеко в глубь материка. Но далее если предположить, что против его величест­ва короля Карла II (или против его католических советников и особенно против его брата Джеймса) и в самом деле что-то затевается, то зачем, спрашивается, было встревать в это дело мастеру Хакабаку, богатому и осмот­рительному человеку, знакомому с лордом главным судьей лично? — спрашивал я себя и не находил ответа. Дядюш­ка Бен был так скрытен, что невозможно было ручаться наверняка, на чью сторону, в случае чего, он встанет. Мне было хорошо известно, что он ненавидел папистов, хотя он не слишком распространялся на этот счет. Знал я также и то, что он побывал в армии Кромвеля [38] Кромвель, Оливер (1599 — 1658) —выдающийся деятель английской буржуазной революции 17 в. Провел военную реформу (1645 г.), на ее основе создал регулярную парламентскую армию. Под его руководством войска парламента одер­жали победу над роялистами в первой (1642—1646 гг.) и второй граж­данской войне (1648 г.). В то же время жестоко подавил национально-освободительное движение в Ирландии и Шотландии, а также демо­кратические выступления народных масс Англии. Вел войны с Гол­ландией и Испанией. В 1654 г. был провозглашен лордом-протектором. Военная диктатура Кромвеля продолжалась до его смерти — в 1658 г. . (Впрочем, люди говорили, что он был там не солдатом, а маркитантом, поставщиком продовольствия.) Знал я и то, что дядюшка употребит все свое влияние и с готовностью выложит кругленькую сумму, лишь бы отплатить Дунам за свое позорное унижение, хотя в этот раз имя Дунов ни разу не сорвалось с его губ.

А что же сами Дуны? На чьей стороне будут они, если, не дай Бог, разразится война? Лорна как-то сказала, что они придерживаются католического вероучения (если по­нятие «вера» вообще применимо к этим негодяям). С дру­гой стороны, они не были в восторге от нынешнего короля, отец которого выгнал их из родных мест и лишил собст­венности. Таким отчаянным людям, как они, терять было нечего, и я не видел ничего невозможного в том, чтобы, отставив в сторону всякие соображения религиозного по­рядка, Дуны примкнули к протестантскому восстанию, чтобы не только воздать врагам за былые обиды, но и вернуть себе отнятое состояние.

Должен, правда, заметить, что это сейчас я так просто и ясно излагаю свои былые сомнения о минувшей смут­ной поре, а тогда у меня в голове была сплошная каша, и я попросту не знал, что я должен делать ввиду надви­гавшихся событий. Матушка моя была столь неискушена в вопросах политики и столь добра ко всем и каждому, что я страшно опасался, что ее рано или поздно засудят за то, что она предоставляет убежище тем, кто не в ладах с властями. Я прекрасно знал, что появись у нас на пороге какой-нибудь бедолага и крикни: «За мной гонятся, спрячь­те меня, ради Бога!», — матушка, не раздумывая, предоста­вит ему кров и стол, и так же поступят мои сестренки, а что касается меня, то я не мог себе представить, что по­ступил бы здесь как-нибудь иначе. Ясно одно: во время волнений и мятежа наше совестливое семейство должно было, так или иначе, пострадать в числе первых.

Таковы были мои тягостные размышления, а между тем дядюшка Бен покинул нас так же внезапно, как по­мнился в наших краях. К великой радости матушки, он оставил у нас Рут, пообещав забрать ее, как только до­рога до Далвертона станет безопасной. Рут тоже сияла от счастья, стараясь не выдавать своих истинных чувств в присутствии дяди. В Далвертоне на ее хрупких плечах лежали все заботы о доме и, кроме того, ей еще нужно было присматривать за приказчиками, и о том, чтобы пожить хоть немного ради себя, не могло быть и речи. Поселившись у нас, она ожила, воспряла духом с первого же дня, покоренная простосердечием и дружелюбием на­шего семейства.