Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

Оправившись от минутного замешательства, Данцигер ответил:

— Но, мой бригаденфюрер, я был совершенно убеждён, что Михаил Ковальчук и главарь партизан Искра — одно лицо. Уничтожив всю его группу…

— Никакого чёрта мы не уничтожили! — окончательно взорвался бригаденфюрер. — Здесь дело не в одном или двух главарях! — Запинаясь и выговаривая украинские слова с сильно немецким акцентом, шеф прочёл лежащую перед ним на столе листовку. — «Народная гвардия имени Ивана Франко» живёт и борется! Продажные души твердят, что нас нет, нас уничтожили. Но разве есть такая сила, чтобы уничтожила народ?

Фашисты забирают наших жён, детей, братьев на каторжные работы, а продажные украинские буржуазные националисты твердят: «Так нужно, это наши освободители». Гитлеровцы гонят цвет нашей молодёжи на войну, на убийство родных братьев, а бандеровцы и им подобные предатели говорят: «Иди, слушайся, это наши освободители!» Да, немецкие оккупанты действительно освобождают нас от имущества и от жизни, чтобы, когда нас не будет в живых, поселиться на наших плодородных землях и господствовать тут. Можем ли мы, украинцы, с этим согласиться!..»

Данцигера словно насквозь прошил острый взгляд шефа.

— А может быть, оберштурмбанфюрер, мы должны признаться, что покончить с «Народной Гвардией» вне нашей возможности?! И этот гнусный сброд, это грязное отребье будет безнаказанно пускать под откос наши воинские эшелоны?! Сжигать склады с продовольствием?! Нападать на лагеря и освобождать русских военнопленных?!

Данцигера всего передёрнуло при одной мысли об этом. Незачем было говорить шефу, тот и сам отлично знал, какой ценою Данцигеру удалось покончить с Ковальчуком и его людьми. Данцигер не сомневался, что Ковальчук играл далеко не второстепенную роль в действиях этой превосходно законспирированной подпольной организации, издающей под самым носом гестапо свои газеты и листовки, из которых львовяне узнают истинную обстановку на фронтах…

— Чего вы добились от дочери Ковальчука?

— Она в больнице, мой бригаденфюрер. Тиф.

— Ну, а эта ваша панна Ванда? Допустим, хитрая полька действительно не знает главарей подполья… Но кто скрывается под кличкой Искра — она знает! Привезите эту штучку сюда…

— Пока этого делать нельзя, мой бригаденфюрер, — осторожно возразил Данцигер. — На днях она отвозит в Ровно «русского командира», якобы бежавшего из Яновского лагеря.

— В Ровно? О, это интересно, — насторожился шеф. — Понимаю, где сатана сам не сможет, впереди себя женщину пошлёт. Старо, как мир… Но эффект может быть самым неожиданным… Кто этот «русский»?

— Наш разведчик Конрад Мюнцер.

— Превосходно, — смягчаясь, заговорил шеф. — Итак, я вижу, вы тоже пришли к убеждению, что центр «Народной Гвардии» следует искать не здесь, а в Ровно. Это очень крупная, широко разветвлённая организация. Доказательством тому могут служить их дерзкие, хорошо продуманные операции. Вы сами поедете в Ровно, не передоверяйте другим.

Но гестаповцы ошибались. Партизанская организация «Народная гвардия имени Ивана Франко», которая не давала оккупантам покоя, не была ещё связана с генеральным штабом партизанского движения, не имела она никакой связи и с партизанскими соединениями, оперировавшими в лесах на Волыни.

Данцигер не сомневался, что панна Ванда, попавшая в расставленные им тенёта, явится тем «заветным ключиком», который откроет ему дверь в партизанское подполье.

Не ведал злодей, что всего лишь маленький просчёт в коварном плане заставит его дорого расплатиться за свою опрометчивость.

Да, иногда в кавалерке (так принято среди местного населения называть однокомнатную квартирку с кухней и ванной) не раз находил убежище Франек. И панна Ванда понимала, что грозит ей, если гестаповцы найдут здесь отважного мстителя с ковыльным пушком на щеках.

Быть может, она догадывалась, что Франек, за которым так яростно охотятся гитлеровцы, и есть один из тех, кого называют «Народная Гвардия». Но юноша почему-то не посвящал её в свою тайну, и она не считала себя вправе о чём-либо спрашивать.

Однажды, когда Франек с наступлением темноты прощался, она удержала его.

— Побудь до завтра. Я достану для тебя денег.

— Спасибо, но мне нужно идти.

— Где тебя искать, Франек? Ведь у тебя нет ни гроша, как ты будешь питаться?..

— О, мой дом крыт небом, а обнесён ветром, — с напускной бесшабашностью ответил юноша. — А хлеб да вода — молодецкая еда!

Потом, вдруг став очень серьёзным, Франек сказал:

— Вандзя, когда мне сюда нельзя будет приходить, ты… повесь на окне свой белый шарф.

— Что это ты ещё выдумал?

— Я знаю, ты встречаешься с одним человеком… Возможно, тебе было бы приятнее видеться с ним не на улице, а в своём доме, а я мешаю…

— Ты плохо обо мне думаешь. Франек, — с ноткой обиды в голосе качнула головой девушка. — Возьми ключ от двери моей квартиры. Здесь ты всегда желанный гость.

— Тогда позволь мне спросить у тебя: кто этот человек?

— Партизан. И больше я тебе ничего не могу сказать, Франек.

— Ты ему обо мне ничего не говорила?

— Что ты!

— Спасибо…

Уже несколько раз панна Ванда встречалась с Данцигером по вечерам и, уступая его просьбам, на часик заходила в какое-нибудь кафе.

Могла ли она знать, что перед ней сидит палач, руководивший операцией «Эйнзацгруппы С», которая в ночь с 3 на 4 июля 1941 года по заранее составленным «чёрным спискам» зверски расстреляла всех выдающихся учёных Львова? Что каждый день в кровавом застенке гестапо он лично пытает ни в чём не повинных людей, схваченных по доносу или подозрению?

В этот вечер, заметив особенно усталый взгляд Данцигера, девушка встревоженно спросила, не болен ли он.

— О, нет… — задумчиво вздохнул ловкий лицемер. — Я озабочен судьбой одного русского командира. Он бежал из Яновского лагеря смерти. Его разыскивают. Оставаться во Львове ему опасно…

— У меня есть друзья в Ровно. Они не откажутся помочь…

Данцигер внутренне весь затрепетал от радости, но с озабоченным тоном проронил:

— А вдруг они всё же не захотят рисковать и выдадут нас?

— Что вы! Это очень порядочные люди. Старушка — задушевная подруга моей покойной матери…

— И кто ещё? — поспешно спросил Данцигер, уловив некоторое смущение девушки.

— У неё есть сын.

— Молодой?

— Да, он врач…

— И, конечно, влюблён в вас?

— Почему вы так думаете?

— Панна Ванда… — страстно прошептал Данцигер. — Вы сама белый снег любви… Неужели вы не догадываетесь, что я ещё тогда… когда вы пели в баре «Тибор», полюбил вас? Ради вас я…

— Не надо, — прервала его девушка. — Уметь высказать, насколько любишь, значит мало любить. Так ещё когда-то сказал Петрарка.