Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

— Но, панна Ванда, — Данцигер превосходно изобразил страдание и растерянность на своём лице.

— Пока не кончится эта война, пока мой народ не будет свободен, в моём сердце — баррикады, пан Казимеж, — без улыбки, тихо проговорила девушка. — Мне пора домой.

Данцигер расплатился, и они вышли на затемнённую улицу.

— Когда и где я встречусь с русским командиром? — тихо спросила панна Ванда.

— У вас есть ночной пропуск?

— О, пан Казимеж, вы забыли?

— Ах, да, я вам дал его ещё в прошлую нашу встречу. Завтра в одиннадцать вечера вы сможете поехать?

— Да.

— Ровно без пяти минут одиннадцать ждите нас на перроне главного вокзала. Вторая платформа, под электрическими часами. О билетах я позабочусь. Вы любите опаздывать, золотая моя, прошу вас, возьмите мои часы.

— Вы тоже поедете?

— Если панна Ванда разреши…

— Ну, хорошо, а то самой как-то жутковато…

Лучи солнца просочились сквозь спутанные паутиной придорожные заросли, и в самой гуще их запламенел пурпурными ягодами куст ежевики.

— Ты чего остановился? Устал?

— Не очень, — глаза Петрика смотрели на Олеся неправдоподобной яркой синевой. Петрик окреп и заметно подрос за месяц, проведённый в домике лесника, куда по совету доктора Олесь увёл Петрика вскоре после того, что случилось с его отцом, сестрой и маленькой Марцей.

Неожиданная смерть дедушки Сильвестра явилась новым тяжёлым ударом для обоих мальчиков. Ведь старик заменил им родных. Похоронив в лесу дедушку, мальчики-сироты распрощались с честным и добрым лесником и теперь снова возвращались в город. Здесь они надеялись разыскать Франека по тому адресу, который Петрик запомнил.

Было около шести часов вечера, когда вдали загорбатились холмы, изумрудом блеснул ставок, а в белом разливе ромашек, на каменном фундаменте, замаячил ветряк, неутомимо вращая свои дощатые крылья. Около него, похлёстывая себя хвостом по тощим рёбрам, паслась спутанная лошадь.

Оставив позади ветряк, мальчики увили первые домики северного предместья.

— Вот и пришли, — сказал Олесь.

Уставшие мальчики радостно переглянулись и прибавили шагу.

Олесь, прекрасно знавший город, без труда нашёл улицу и дом, где должен был жить Франек. Но как же удивились мальчики, когда им открыла Стефа. Руки девушки до локтей были забинтованы.

Петрик, тайно обожавший Стефу, нежданно-негаданно увидев её, так растерялся, что даже забыл поздороваться.

— Ах ты, моя дорогая самодеятельная художественность! — обняла Петрика Стефа и несколько раз звонко поцеловала его в мягкие белые волосы.

Стефа… Куда девались её чудесные косы! Но ничего, даже стриженная, она всё равно казалась Петрику красивее всех на свете.

— Разве ты не в Неметчине? — с радостным удивлением спросил Олесь. — Тебя ж на работу…

— Отработалась, — горько усмехнулась девушка, показывая глазами на свои забинтованные руки.

Она уже знала о горе, постигшем Петрика, и не расспрашивала мальчика ни о чём.

Петрик с грустью спросил:

— Ты больше никогда не сможешь играть на рояле?

— Смогу, Петрик, — улыбнулась Стефа.

— Скоро?

— Когда мы победим врагов…

— Ганнуся часто тебя вспоминала, — невольно вздохнул Петрик.

— А Петрик всегда спрашивал у почтальона, может, есть письмо от тебя, — сказал Олесь.

— Не сладко мне было, вот и не хотелось писать, — сразу помрачнела Стефа.

Олесь хотел рассказать ей о своей встрече в лесу с Юрой, но Стефа уже всё знала.

Оказалось, Франек здесь не живёт. Это квартира матери Стефы, которая теперь работает где-то в больнице. Правда, вчера Франек заходил сюда, возможно, он зайдёт и сегодня.

— Вы оставайтесь у меня ночевать, — предложила Стефа.

Между тем, в эту минуту на углу Францишканской и Лычаковской Франек подошёл к переодетому в трубочиста Искре. Тот передал ему небольшой свёрток.

— Кто с нами?

— Боевая группа «Андрея». Ночные пропуска есть у всех, — ответил Искра.

Через несколько шагов их догнал комсомолец Петро Моравский, он же. Владек».

— Прошу пана, пройдёмте со мной на улицу Гловинского?

— Нам по пути, — охотно ответил «трубочист» и деловито зашагал рядом с парнями.

Свернув на Скрынскую улицу, «трубочист» увидел идущих по другой стороне двух своих товарищей.

— Всё в порядке, — шепнул. Владек».

Уже совсем стемнело, когда они подошли к складу, где хранилось несколько тысяч пудов пшеницы, предназначенной для отправки в Германию. «Владек», а с ним ещё два парня заняли наблюдательные посты. Искра и Франек начали медленно приближаться к часовому.

— Хальт! — крикнул тот.

Но прежде чем часовой успел опомниться. Искра одним прыжком вышиб у него из рук автомат, свалил с ног и подмял под себя.

Франек помог заткнуть рот гитлеровцу и оттащить его в сторону от булки.

Рукояткой нагана Искра высадил раму окна и быстро проник во внутрь склада.

— Давай бензин, — шепнул он Франеку, который передал один за другим два свёртка.

Франек быстро накинул на себя плащ, снятый с немца, поглубже натянул на лицо капюшон и сжал в руках трофейный автомат.

Прошло не больше пятнадцати минут.

Вдруг сильный взрыв содрогнул тишину.

— Готово!.. — прошептал Франек и бросился к окну.

— Горит… — услышал он голос Искры.

Откуда-то долетел приглушённый расстоянием свисток.

Подбежал. Владек».

— Чего доброго ещё потушат…

— Это невозможно, — спокойно возразил Искра. — Всё заранее предусмотрено. Водопровод повреждён в нескольких местах.

И он дал условный сигнал всем уходить.

На улице Петра и Павла Искра замедлил шаг и, оглядевшись, тихо сказал Франеку:

— Панна Ванда в опасности. Казимеж Войцек — не партизан. Совершенно точно установлено: его настоящее имя Вальтер Данцигер, он старший следователь гестапо. Надо срочно её предостеречь.

Они распрощались.

«Интуиция не обманывала меня. Не зря я так тревожился все это последнее время…» — думал Франек, то и дело обходя мусорные кучи у края тротуара улицы-щели, по которой самым кратчайшим путём можно было добраться к нужному дому. Спустя полчаса он уже бесшумно отворял дверь квартиры панны Ванды.

«Так поздно, а её нет дома», — сердце Франека овеял непривычный холодок.

Опустив на окнах светомаскировочные шторы, он зажёг свет и сразу же заметил на столе записку:

«Уехала в Ровно. Когда вернусь, не знаю.

Ванда»

Франек невольно увидел себя в зеркале напротив стола. Взмокшие пряди волос прилипли ко лбу, в глазах — испуг, растерянность. Он перевёл взгляд на стенные часы. Половина одиннадцатого.

«Надо ехать за ней в Ровно», — взял себя в руки юноша.

Он быстро прошёл в ванную комнату, умылся, набреолннил волосы. Сознавая, какие огромные трудности должны были встать ему на пути, где на каждом шагу ожидали вражеские заслоны, Франек извлёк спрятанные под паркетом документы, изготовленные для него товарищами, взял запасные обоймы для парабеллума и, заперев квартиру, осторожно спустился вниз по лестнице.