Владимир Файнберг - Завтрашний ветер

Счастливые не от богатства,
росли мы на пыльных дворах,
всесветное
красное братство
лелея в ребячьих сердцах.
Хоть лет нам ещё было мало,
но красным клочком кумача
грядущее
нас обнимало —
вихрастых внучат Ильича.
Над карканьем толстых торговок,
как нашей мечты делегат,
всплывал,
невесом и неловок,
серебряный аэростат.
Как будто планеты прообраз,
парил он в лучах над землёй,
коммуны
высокую область
олицетворяя собой.
Рождалась,
откуда — не знаю,
горячая вера в груди,
что время нас не разделяет,
что Ленин
у всех
впереди!

Эх, едет всадник
в шапке со звездой!
Шевелит ушами
конь гнедой.
А всаднику только
четырнадцать лет,
у всадника только
комсомольский билет,
да ружьё за плечом,
да враги на земле,
да родной эскадрон,
и Ленин в Кремле.
Эх, едет всадник,
а завтра — бой!
Шевелит ушами
конь гнедой.
Рядом другие
лошади храпят —
красные конники
качаются в ряд,
качаются в ряд,
песню поют…
Думает всадник
думу свою:
а как через тридцать —
сорок лет
будет устроен
белый свет?
Как там ребята
станут жить?
За что бороться?
И с кем дружить?
Песне подпевает
всадник молодой.
Шевелит ушами
конь гнедой.
Эх, едет всадник,
а завтра — бой!

Дождь шумит
за окном во дворе.
Я смотрю
на зелёное дерево.
И зелёные струи
текут по стеклу.
Смотрю я на ржавые
мокрые крыши.
Красные струи
бегут по стеклу.
Взглянул я на серое
низкое небо —
серые струи бегут…
С градусника,
что привинчен к раме,
словно за градусом градус
падает
капля за каплей…

Сколько их?
Одна. Две. Три.
Четыре. Пять и шесть.
Вон
ещё летит —
седьмая!
Значит, не убили.
Значит, есть
поднебесье, облака и эта стая.
Удирают утки.
В высь летят,
крепко ими Север овладел.
Сколько на пути озёр!
Сколько на пути засад!
Сколько раз возьмут их на прицел!
Но летят.
Меж белых облаков
в небе синем семь небыстрых точек…
И —
не улетают далеко,
прилетают сниться
каждой ночью.

Надену я тулуп
романовский,
тяжёлый,
собаку крикну
и уйду в туман
лесов осенних,
что стоят за школой.
А в школе свет горит,
бьёт глухо барабан.
Раскат лесов безмолвен.
За спиною
всё глуше барабан.
И вот вокруг
идёт сосняк то низом,
то горою.
Среди стволов
шагаю сам собою
и рядом пёс —
четверолапый друг.
Тепло холодное туманит даль без цели —
давным–давно
последний лист упал,
зверьё распугано
и птицы улетели,
а первый снег ещё не выпадал.
И холодит виски
белёсый свет берёзы,
бежит с оглядкой пёс,
бежит не торопясь…
Заденешь ветку —
и тумана слёзы
то за ворот летят,
то на дорогу в грязь.
И странным ликованием покоя,
каким‑то тайным счастьем обуян,
нет,
я не знаю,
что это такое, —
я знаю, что во мне
бьёт
глухо
барабан!
И пёс уже за мной
бежит неутомимо.
И, ветви отводя,
спешу вперёд,
вперёд,
берёзы сквозь туман
летят, как клочья дыма.
Грохочет барабан!
И словно горн поёт!
Опушка.
Лес…
И в небе —
самолёт.
И жизнь идёт.
Земля в полёте.
И с ней,
летящею,
летит
тот самолёт на развороте.

Жизнь моя!
Начинайся сначала!
Снова моря
бьют у причалов.
Снова суда
готовятся в рейсы.
В порт прибегают
завидовать рельсы…
Качаются мачты
и подняты трапы,
и ожили флаги
в солёных накрапах!
И карты
развёрнуты у штурманов.
И Север
влиять на компасы готов.
Матросская служба,
о пот её сладкий!
Не деньги,
а дружба
в нашем достатке.
И жизнь дорожает
мгновением каждым.
Лишь солью морей
утоляем мы жажду!
Мальчик с вёслами
Я опытный, большой.
Я сплю и помню —
ко мне в четыре постучится мальчик,
наверное, веслом он стукнет тихо
по тёмному высокому окну
и станет зябко ждать в ночи осенней,
пока я не откликнусь…
Я откликнусь,
зажгу свечу
и при неверном свете
проверю, всё ли в сумку уложил:
вот хлеб,
вот нож,
вот спички,
компас,
карта,
соль в коробке…
Да что я снова всё перебираю?!
Ведь вечером всё тщательно сложил
и снасти приготовил.
Какого ж чёрта я не сплю и помню —
ко мне в четыре постучится мальчик…
Он встанет раньше,
по тропинке мокрой
он с вёслами тяжёлыми пройдёт
сквозь лес дремучий…
Не знает он названия созвездий,
играющих над головой, над веткой.
И думает, что я их знаю все.
Он думает, что я большой и сильный,
поймаю с ним больших и сильных рыб.
Он хочет знать, зачем река стремится
отсюда к морю? И зачем опять
дождём и снегом падает обратно?
И правду ли сказала бабка Марья,
что люди все на свете помирают,
а если так — зачем они живут?
… Я улыбаюсь в темноте,
и малость
свою перед вселенной ощущаю,
и радуюсь, что горизонт безбрежен,
и мальчикам останутся заботы
великой капитанской широты.
И забываю все свои печали.
Я должен быть правдивым и простым.
Я вправду должен быть большим и сильным,
поймать хотя б одну большую рыбу,
уметь шагать в ночном лесу по звёздам,
разжечь костёр,
шалаш поставить прочный…
Стучит весло о раму.
Откликаюсь.
Зажёг свечу
и быстро проверяю:
вот хлеб,
вот нож,
вот спички,
компас,
карта…