Николай Чуковский - Танталэна

— Чьи это кости? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он. — Должно быть, тех самых людей, которые построили Двигающийся Утес и покрыли орнаментом черные стены Совета.

Свеча несколько раз потухала, и Шмербиусу приходилось снова зажигать ее. Каждая остановка приводила его в бешенство. Он страшно спешил.

Наконец, мы дошли до другой винтовой лестницы. Он быстро помчался вверх. Я едва поспевал за ним. Все выше с каждым поворотом. Свеча потухла. Трудно итти в темноте по узким скользким ступенькам. Наконец он ударился обо что-то головой, остановился, понатужился и поднял над собой люк.

Мы оказались в партере Оперы.

В партере была суета: мрачные молчаливые люди неуклюже строили баррикады; кресла горою громоздились у главного входа. Со сцены, один за другим, то и дело прыгали матросы, возбужденно потрясая ружьями, и направлялись к парадным дверям, выходящим на площадь. Вот двое из них протащили пулемет. За этим пулеметом — второй, третий, четвертый. Всем распоряжалась мисс Мотя. Маленькая, кругленькая, красненькая, она шариком перекатывалась с места наместо, и всюду раздавался ее голос. Хмурые, бородатые моряки повиновались каждому ее слову.

— Пойдемте, Аполлон, — сказала она Шмербиусу по-русски. — Мы живо разгоним изменников.

— Да, разгоним, а что же потом?

— А потом нам придется плохо. Эрлстон будет обстреливать Оперу из Вращающегося Форта.

И она побежала к окну. Площадь была залита народом. Люди сидели на фонарях, на деревьях, на крышах, даже на перекладине виселицы. Здание Верховного Совета тоже кишело людьми. Через его выбитые окна на площадь летели стулья, столы, пишущие машинки, бумаги.

Вдруг бешено затикали гигантские часы: пулеметы.

Толпа отхлынула. Давя друг друга, люди бурными кипучими потоками полились в переулки и улицы. Но переулки и улицы были слишком узки и не могли сразу вместить всех убегающих, а пулеметы не переставали стучать.

Шмербиус вышел под коллонаду, к пулеметам. Я поспешил за ним.

— Перестаньте стрелять, — сказал Шмербиус мисс Моте. — Они теперь и без того разбегутся. Если вы всех перестреляете, кем же я буду управлять после победы?

И он мрачно улыбнулся.

— Не говорите о победе раньше времени, — сказала девушка. — Самое страшное еще впереди.

И как бы в подтверждение ее слов, Вращающийся Форт открыл огонь.

— Плохой у тебя придел, Эрлстон, — сказал Шмербиус. — Ручаюсь, что ты угодил в озеро.

Площадь опустела. Трупы покрывали ее. Среди них копошились раненые. Недалеко от меня на ступеньках сидел какой-то бледный старик, и изо рта у него шла черная кровь. Я хотел кинуться к нему на помощь, но в эту минуту снова раздался оглушительный грохот. Со звоном посыпались стекла. Когда рассеялся дым, мы увидели, что там, где была виселица, зияет большая яма. Эрлстон промахнулся опять.

— Опять перелет! — сказал Шмербиус таким разочарованным тоном, словно порицал неприятеля за его неумение.

Далеко впереди загремели пушечные выстрелы.

— Это суда, стоящие на озере, вступили в бой друг с другом, — сказала мисс Мотя.

К Шмербиусу подошел бородатый араб и сказал, что в фойе звонит телефон. Шмербиус ушел. Минут через пять он вернулся.

— Я говорил с Ли-Дзень-Сянем. Он бежал в Форт Подковы. Какой позор! Мы здесь ради него рискуем шкурой, а он сидит себе там за семьюдесятью пушками и поглядывает на сражение в бинокль. Я посоветовал ему начать обстрел Вращающегося Форта.

И, действительно, сейчас же позади нас, в горах, началась канонада.

— Посмотрите налево, — вдруг сказал Шмербиус: Зарево!

— Да, зарево, — тихо произнесла мисс Мотя. — Это горят доки.

— Доки! — завопил Шмербиус. — Мои доки! Шесть лет работы! Лучшие доки в мире! И все пошло прахам из-за этих идиотов.

— Это подожгли не они, — продолжала мисс Мотя. — Зачем им поджигать доки? Я думаю…

— Что вы думаете?

— Я думаю, что доки подожгли рабы. Они оставлены там одни без присмотра.

В эту секунду раздался такой оглушительный грохот, что у меня потемнело в глазах. Здание Оперы заколыхалось. Обрушилась одна из колонн, придавив своею тяжестью трех наших солдат. Я не удержался на ногах и сел на пол. Шмербиус съехал по лестнице вниз. Было смешно смотреть, как он подпрыгивает на каждой ступеньке. Эрлстон, наконец, добился своего. Он попал в заднюю стену Оперы.

Шмербиус, согнув свою и без того сгорбленную спину, сконфуженно поднялся по лестнице.

— Вы полетели потому, что ни минуты не можете постоять на месте, — сказала мисс Мотя с улыбкой. — Мечетесь из стороны в сторону. История назовет вал „Аполлон Неукротимый“.

— Не говорите глупостей, — хмуро ответил Шмербиус, — лучше посмотрите туда. Что они делают?

Дом Верховного Совета снова наполнился людьми. Они, должно быть, пробрались туда через заднюю дверь с одной из соседних улиц.

— Приготовьте пулеметы! — сказал Шмербиус.

— Нет, нам нечего их бояться, — сказала мисс Мотя. — Они и сами напуганы на-смерть. Интересно знать, кто загнал их в здание Совета?

Из дверей и окон Верховного Совета на площадь стали выскакивать люди. В страхе они смотрели на нас, затем бежали к третьему дому, выходящему на площадь, к арсеналу.

— В арсенале сейчас никого нет, — говорила мисс Мотя. — Гассан-бен-Дигам, не зная к кому примкнуть, еще вчера вечером уехал куда-то с удочкой рыбу ловить. Хитрец, он примкнет к победителю.

Все новые и новые толпы людей выходили из здания Совета, испуганно перебегали площадь и входили в арсенал.

А здание Совета наполнялось другими людьми — полуголыми неграми с медными обручами на шее. В руках у них были палки и железные прутья. Кой у кого были и ружья. Это — взбунтовавшиеся рабы из доков, из портов, из угольной свалки. Они выгнали испуганных джентльменов удачи из здания Верховного Совета и заполнили все этажи.

Из широко раскрытых дверей Оперы до нас донесся легкий запах дыма. Мисс Мотя послала одного из своих солдат узнать, в чем дело. Вернувшись, тот испуганно сообщил, что Опера горит.

— Ядро, — сказал он, — попало в склад декораций и подожгло их, как солому. Задняя дверь Оперы отрезана от нас огнем.

— В конце концов Эрлстон не такой уж плохой артиллерист, как я думал, — сказал Шмербиус, кивая головой.

— Что же делать? — спросила мисс Мотя. — Рабы каждую минуту могут перейти в наступление. Да и джентльмэны удачи, захватив в арсенале оружие, попробуют нам отомстить. Мы в западне.

— Нет, нет, — сказал Шмербиус. — Нам рано отчаиваться. Пусть доки и Опера, создания моих рук, моего сердца, погибнут. Остаются еще самолеты. Аэродром в четырех километрах от Форта Подковы. Неужели Ли-Дзень-Сянь не догадается овладеть самолетами?