Всеволод Нестайко - Приключения Григория Половинки (сборник)

Павлик понимающе кивнул:

- Хорошо.

У самого отеля, на площади, за низеньким железным забором, выкрашенным серебристой краской, среди цветов возвышалась скульптура: воин с непокрытой головой стоял у флага на одном колене.

- Это кому памятник? Полководцу каком? - Спросил Павлик.

- Нет. Это братская могила. Здесь лежат бойцы, погибшие во время войны с фашистами.

Лицо у Павлика стало серьезным-серьезным и каким взрослым. Он вздохнул и вдруг сказал:

- А у меня тоже папа в прошлом году погиб. Спасал людей на пожаре и погиб.

Леся так растерялась, что не могла произнести ни слова. Да она и не знала, что говорят в таких случаях. Хлопая ресницами, она смотрела на Павлика. Некоторое время Павлик молчал, потом сказал:

- Ты знаешь, если бы я умел колдовать, я бы так сделал, чтобы люди никогда не умирали. Только рождались и не умирали.

Он задумался:

- Я знаю, они бы все никогда не уместились на земле... А я бы сделал так, чтобы земля все время раздувалась - как воздушный шар. И все бы хорошо. А?

- Да, - только и могла сказать Леся.

В это время из отеля вышла мать Павлика. Видимо, она долго высматривала их и заметила из окна.

- Наконец. А я уже думала, где это вы пропали. Ну как? Нагулялись? Не скучали?

- Нет, что ты! - Бодро ответил Павлик.

Леся покраснела.

- Спасибо тебе, Лесечка! А то он всегда так скучает, когда один остается, - Павлика мама ласково погладила Лесю по голове. - Спасибо тебе, Лесечка!

Леся не знала, куда девать глаза.

И Павлика мама не заметила этого или, может, решила, что это Леся такая скромная.

- А я все дела свои закончила, - оживленно говорила она. - Вот мы сейчас пообедаем, Павлик, и пойдем на море. Купаться. Нам же утром ехать. А быть у моря и не искупаться - грех. Пойдешь с нами, Леся?

Леся испуганно посмотрела на Павлика - сейчас скажет. Павлик улыбнулся - не бойся, все в порядке.

- Так пойдешь с нами? - Еще раз спросила Павлика мама.

- Нет, нет, спасибо. Мне надо... тут... у одной девочки... - запинаясь, пробормотала Леся.

- Ну, тогда не будем тебе мешать. Ты и так сегодня весь день нами занимаешься, - и мать Павлика еще раз погладила Лесю по голове.

После обеда Леся вышла во двор. Павлик с матерью пошли на море. Света и Клава, наверное, уже ждали Лесю в парке. Но ей не хотелось идти в парк. Она сидела на ступеньках, уткнувшись подбородком в колени, и задумчиво водила по земле веточкой - рисовала какие палочки и кружочки - без всякой цели.

Настроение у Леси был отвратительным.

«Все через это акваланг, через это подводное царство!.. А девушки - тоже еще хороши! Мальчику всего пять лет. Он сам в чужом городе. И у него такое... с папой. А мы на него кричали. И оставили одного. И забыли. И потом еще он оказался виноват... А он такой... Ни слова не сказал, не выдал. Нет, это все она, Леся, виновата! Только она. Ей же поручено, а она - как свинья последняя. «Не рыпайся никуда, не отходи от вещей», «Отвечать за тебя придется!» Тоже еще - начальница!

«Спасибо тебе, Лесечка!»

Стыд! Какой стыд!

Леся вышла на улицу. И как-то сами собой ноги понесли ее к морю.

Солнце уже садилось, широкая ослепительно искрящаяся полоса пролегла от самого горизонта через весь лиман. Глазам было больно смотреть, и, может, поэтому Леся не сразу заметила Павлика и его маму. Она даже подумала, что их нет на лимане. И вот у скалы на том месте, где купалась сегодня Леся с девушками, появилось две головы - одна большая, другая меньше. Павлик плыл рядом с мамой, и они о чем-то говорили.

Леся притаилась в бурьяне - она ​​не хотела, чтобы ее увидели. Она и сама не знала, почему пришла сюда. Просто ей было тоскливо.

Пожалуй, нет ничего хуже, когда ты сам осознаешь, что ты сделал плохо, нечестно, неблагородно, когда ты сам о себе плохо думаешь. Никто тебе не поможет...

Леся вернулась и медленно побрела вдоль берега.

До самой темноты она бесцельно бродила в одиночестве. И только когда на небе одна за другой начали загораться яркие колючие звезды (словно кто незаметно включал на высоком темно-синем потолке крошечные игрушечные лампочки), а с моря потянуло вечерней прохладой, Леся пошла домой.

Павлик уже спал, матери его где не было. Леся поужинала и тоже легла.

Она долго лежала с открытыми глазами и думала. Думала о том, как хорошо, что у нее есть папа и мама и никто не умер; как это, наверное, ужасно, когда кто-то из родных умирает, и как это было бы действительно хорошо, если бы люди вообще не умирали...

Уже совсем засыпая, она подумала, что было бы хорошо вот сейчас встать, пойти нарвать в саду большой букет цветов и поставить у их постели, чтобы они проснулись и увидели, что у них есть цветы. Но встать уже не было сил. И последняя мысль была такая: «Ну ничего, я проснусь рано утром и еще успею».

Но проснулась Леся совсем поздно. Открыла глаза, посмотрела на соседний кровать и сразу поняла - уехали! Постель с кровати была снята - голый матрас и подушки без наволочек, все в перьях. Леся знала, что постельное снимают только тогда, когда кто-то уезжает. Леся вздохнула, - значит, ничего с букетом не получилось. Леся посмотрела в окно и вдруг увидела - на оконном стекле на резиновой мисочке-присоске висел голубой медвежонок Гришка.

- Забыл! Забыл!

Леся мигом вскочила с кровати.

Они еще, может, на вокзале, еще не уехали!

Надо бежать, догнать, отдать! Немедленно! Еще можно успеть. Как же так!..

И вдруг остановилась.

Забыли? А разве он мог забыть?

Забыть своего Гришку!

Нет! Таких вещей не забывают.

Нет, он не забыл. Он просто оставил.

Ей оставил.

Подарил...

Леся осторожно сняла Гришку из окна.

Он лежал у нее на ладони - легкий-легкий, почти невесомый - и смотрел на нее своими блестящими бусинками-глазами...

Оказывается, он же умел говорить, этот игрушечный синий мишка Гришка.

И он многое сказал Леси. И про Павлика, и о ней самой, и вообще...