Олег Деев - История Пиноальбара и Кулинарная книга Рэтфорда Шванка

Ощущение чуда было таким волшебно-реальным, что она сделала шаг и упала с головы кариатиды вниз, на отлогий склон горы. Пролетая над кустами тёрна и можжевельника, она подумала: «А ведь я очень давно не видела мастера Сенквикастера! Куда он запропастился?» Вот, собственно, и всё.

Теперь белоснежные бинты очень шли к её загорелому лицу и красному платью.

— Здравствуй, Штейн! — сказала Кнокс-Покс.

— Привет! — сказал медведь Штейн и погладил девочку по голове, — вот мастер Сенквикастер прислал письмо. Сенквикастер путешествует в дальних краях и пытается найти разгадку страшной тайны. Не желаешь послушать рассказы о его разысканиях?

— Само собой. Это же секретное письмо?

— Конечно секретное. Куда я его дел?… эээ, вот оно. Так… Здравствуйте… ля-ля-ля… приветы…

Тебе привет.

— Спасибо.

— Мастер Сенквикастер пишет, что герцог Борн живёт в ссылке в хижине в лесу… так… жена герцога Борна — Бертольда Борнская… так… Бертольда Борнская покинула ссыльного герцога Борна и вернулась в Ликлаутанию. Вот, что удалось разузнать Сенквикастеру про Бертольду. Слушай, что пишет этот наш историк.

Кнокс-Покс устроилась поудобнее на стопке потертых фолиантов, заляпанных свечным воском, и приготовилась слушать медведя.

«Прошлое увлекает нас в свою обратную даль, мы уходим в него, потому что ещё не известно, в каком направлении течёт время. Краски памяти оживляют дорогие воспоминания, трепет надежды румянит щёки былых радостей, мы забываем мелочи, но внезапная фраза, взгляд или кузнечик, шевелящий усами на зелёной травинке, живут вечно, возвращая нас снова и снова к тем временам, когда мы не имели ни малейшего представления о дне нынешнем. Мы хотим, чтобы наступило прошлое, очищенное от страданий, от наших неловких слов, темных поступков и беспокойных мыслей. Мы желаем, чтобы змея времени ухватила себя за хвост, и пришло умиротворение вечности.

Румяная, смуглая, пахнущая мандаринами и мятой, маленькая инфанта Бертольда Ликлау страстно ненавидела короля Ликлаутании Филиппа Четвёртого Глухого — своего дедушку, потому что дедушка был глухим, как пробка. Каждое утро ни свет, ни заря маленькую инфанту будили голоса баронов и рыцарей, собиравшихся на государственный совет у её деда. Они говорили очень громко, чтобы Филипп Глухой мог хоть что-нибудь расслышать. Спальня инфанты примыкала к большой дворцовой галерее сигнатуры, где и галдели шумные бароны.

Маленькая инфанта Бертольда начинала злиться ещё во сне, а когда просыпалась, настроение у неё портилось окончательно. Она вылезала из кровати, подходила к остывшей печке с рисунками кораблей на цветных кирпичах и смотрела в окно. За неровными стёклами, залитыми струями дождя, тянулся плоский песчаный берег. Во время отлива море уходило так далеко, что и не разглядишь.

Баркасы, похожие на чёрные бочки, ложились на крутые бока, и чайки вскрикивали тревожно и зло среди водорослей, ракушек и топких луж. Девочка забиралась на подоконник, прижималась носом к холодному окну и дышала. На запотевшем стекле она рисовала прекрасную королеву, танцующую на балу в красивом платье со звёздами, сквозь которые просвечивал всё тот же пустынный берег и сборщица устриц под дождём. «По какому праву… — раздавалось из-за стены, — в поте лица… пренебрегают… польза государства… могучий король… на страже рубежей… рядятся в тогу…не кричите… и льют воду на мельницу», — громыхало по всей спальне, глаза маленькой инфанты Бертольды наполнялись слезами, и она сильно ударяла по тёмной дубовой раме. Но окно было прочным, как тюремная решётка, и даже не звякало от ударов её кулака. Слёзы текли по смуглому лицу девочки, и она ненавидела своего деда так отчаянно, как будто в нём было собрано все зло этого печального мира.

Инфанта Бертольда ничего не знала о своей маме. Все хранили молчание, и тайна угнетала Бертольду. Маленькая Бертольда не знала, почему она разлучена с мамой, и тосковала по ней, хотя не помнила матери вовсе, и обвиняла себя в бессердечии и забывчивости. Ей казалось, что она в чём-то провинилась, не понимает чего-то важного, что это из-за неё жизнь так немилосердна и холодна.

Очень редко Бертольда получала от матери письма в виде корзины заколдованного речного жемчуга. Она высыпала из камышовой корзины жемчужинки на пол, и они складывались в буквы и слова. Письма были просто так, ни о чём. Летом — про цветы и лягушек, зимой — про лёд на озере и вьюгу. Письма не приносили облегчения, ком подкатывал к горлу, и ноги становились ватными от ужаса разлуки, молчание о чём-то важном было в этих письмах тяжелее всего, и жемчужины волшебных слов камнями ложились на маленькое сердце румяной Бертольды.

В письмах не было ничего того, о чём мечтала девочка. Маленькая инфанта тосковала и бралась читать толстенные рыцарские романы в надежде найти там рассказы о пышных праздниках, танцах до рассвета, рассказы о молниеносной любви на всю жизнь, и чтобы рыцарь похищал влюбленную принцессу, завернув её в плащ цвета ночного неба и положив поперёк седла. И чтобы топот копыт, стук сердца, факела, шум погони, и верный капитан шхуны с храброй командой, в последний момент, под самым носом у преследователей, и горящие стрелы не долетают уже до кормы, корабль уходит, скрывается во тьме, звёзды, ветер и счастье, счастье, счастье.

Но в толстых пыльных книгах были длинные препирательства рыцарей со страшными волосатыми великанами перед поединком: сначала глупый великан долго и неинтересно осыпал рыцаря скучной бранью, потом рыцарь якобы очень умно и остроумно ему отвечал. Потом они долго дрались, и добрый рыцарь, прежде чем прикончить злого великана, сообщал ему, что делает он это ради своей прекрасной дамы. И прекрасная дама была нарисована тут же: в чепчике и платочке, с кривым пузом и такой рожей, что страшно взглянуть. Инфанта Бертольда захлопывала книгу и плакала, вздрагивая плечами и вытирая слезы рукавом, который был уже короток. Девочка росла.

Когда Бертольда встречала своего угрюмого двоюродного деда ДюМаля, краска сходила с её смуглого лица, а глаза становились чёрными, как могила колдуна. Девочка ненавидела угрюмого ДюМаля так же яростно, как и деда Филиппа Глухого. Граф ДюМаль был младшим братом короля, адмиралом королевского флота и хранителем ключей замка Ликлау, это означало, что именно он когда-нибудь станет следующим королём. Угрюмый адмирал ДюМаль был нелюбим моряками. Во время шторма у мыса Ржавых Гирь он приказал выбросить за борт всё лишнее снаряжение и половину экипажа, чтобы уменьшить осадку корабля, получившего пробоину. Корабль и остатки команды уцелели. Но матросы, спасённые жестоким поступком адмирала, возненавидели его. Сам ДюМаль тогда тоже прыгнул в воду, но сумел доплыть до берега. Именно этого ему и не могли простить. Угрюмый ДюМаль был высок, мрачен, носил тельняшку, красный камзол, расшитый якорями, и высокие сапоги из белой крокодиловой кожи. В нем было что-то нечеловеческое, и его боялись.