Евгения Овчинникова - Магия Зеро [litres]

Водитель кричит на нас, и мы выскакиваем из машины. Взвизгнув шинами, она уезжает. Перелезаем через ограду трассы. Шоссе идет вдоль берега, мы оказываемся на невысоком обрыве над морем. С диким ревом мимо проносятся автомобили, снизу доносится шум волн.

– Вы совсем умом тронулись, – говорит Настя.

Она говорит медленно, отчеканивая каждое слово. Похоже, это и вправду так, иначе как объяснить то, что я вижу щупальца, и то, что Ваня мне верит.

– Настя… – начинаю я. Хочу соврать, потому что она такой человек, который не поймет про щупальца. Но Ваня меня опережает:

– Настя, Нина видит тени.

И сразу понимает, что это зря. Настя выдыхает и с ненавистью переводит взгляд с меня на него.

– Вы с ума сошли? Какие тени? Нина, что он несет?

– Ну правда…

– Слушайте, мы что, болтаемся по острову потому, что тебя пугают какие-то тени?

– Не совсем… Настя…

– Знаете что. Отдайте мне мышей, – она вырывает клетку у опешившего Вани. – Доеду сама, без вас разберусь. Лучше одной на необитаемом острове, чем с такими двинутыми. Вы… вы мне надоели.

Она закидывает рюкзак на плечо, перекладывает клетку в другую руку и решительно поворачивается в сторону города. Ваня делает к ней шаг и хватает клетку. Несколько секунд они дергают ее туда-сюда, пока наконец Настя не вырывает клетку и ее по инерции не откидывает назад. Она пятится несколько шагов – и исчезает, падает с обрыва.

Дальше как в замедленной съемке. Обдирая руки и колени, мы – как нам кажется, бесконечно долго – пробираемся вниз. Настя лежит у самой кромки воды, руки и ноги раскинуты, одна нога неестественно вывернута. На коленях подползаем ближе – она без сознания, голова залита кровью. Я помню, что при падении с высоты людей не надо трогать до приезда скорой, это единственная рациональная мысль, которая появляется в этот момент. Ваня раскачивается туда-обратно, хватается за голову и несет какую-то несвязную чушь. Он зовет ее по имени и трясет за руку. Я отгоняю Ваню от сестры. Он мечется по берегу, пинает ногами камни, колотит себя по голове. Потом срывается и бежит наверх. И вот я снова одна, только шум волн и неподвижное тело подруги. С моря тянет ветер. Я ложусь сверху и закрываю ее от ветра, чтобы сохранить тепло. Настя без сознания, но дышит. Ваня скатывается с обрыва вниз и говорит, что помощь скоро приедет. Мы замираем. Он – на коленях у ее головы, я прижимаюсь к ней крепче, обнимаю одной рукой.

Рядом с нами – клетка с мышами. Они живы и мечутся в переноске, сверкая огоньками. Я открываю задвижку, и мыши вырываются на волю. Несколько секунд суетятся рядом с нами, потом ныряют в темноту.

Скорая приехала очень быстро. Началась созидательная суета: врач в синей униформе с красным крестом проверял пульс, фельдшер надевал на Настю шейный корсет. Они были спокойны и сосредоточены, и шок постепенно отпустил нас. Мы тормошили медиков и на всех языках, которые знаем, спрашивали, будет ли всё хорошо и если да, то когда. Сначала нам не отвечали, потом попросили успокоиться и отойти подальше. Мы помогли им поднять носилки с Настей по крутому склону.

В салоне скорой ее подключили к датчикам и капельнице. Мы забились в угол и смотрели – она не приходила в себя, не открывала глаза.

Уже при свете солнца на неистово вопящей скорой мы въехали в Палермо.

Мы подъехали к приемной огромного госпиталя. Настю моментально переложили на каталку и увезли в прохладную глубину больницы. Она так и не пришла в себя. Мы обреченно тащились вслед за ней, пока у нас перед носом не закрылись двери операционной.

Дежурная жестом показала, куда можно присесть – на мягкие кресла, расставленные вдоль коридора. Но мы не могли сидеть, бродили туда-сюда, рассматривали плакаты на стенах.

Наконец из дверей, за которые увезли Настю, вышел врач и, на ходу снимая повязку, подошел к стойке администратора, взял толстый журнал, прикрепленный цепочкой к стене, и стал его заполнять. Мы неуверенно подошли к нему, не зная, тот ли это человек, который занимался Настей.

– Синьор, вы говорите по-английски? – обратилась я к нему.

Врач не сразу понял, что вопрос задали ему, он продолжал деловито заполнять журнал, пока администратор не тронула его за руку.

– Вы ко мне? – спросил он на английском, обернувшись. – Иностранцы? Откуда?

– Раша, – ответили мы одновременно. Доктор выглядел спокойным, мы начинали понимать, что все обошлось, но задать прямой вопрос не решались.

– Значит, она ваша, эта впечатлительная девушка? – он улыбнулся.

Мы сглотнули и кивнули.

– Чуть не убила санитара, который перекладывал ее на кровать, – врач вернулся к журналу и, заполняя его, продолжил: – Трещина в бедре, небольшая, вывих лодыжки и легкое сотрясение. Несколько порезов на голове, из-за них много крови. Через три дня сможете забрать ее домой. Если, конечно, мы не выставим ее раньше за нарушение дисциплины, – он подмигнул нам, щелкнул авторучкой и снова скрылся в дверях.

Но вскоре доктор вернулся в сопровождении человека в костюме.

– Нам нужны ваши документы.

Я протянула им Настины заграничный паспорт и страховку.

– Где ваши родители? – спросил человек в костюме, посмотрев полис.

– В жизни не слышал, чтобы мама так орала, – сказал мне Ваня час спустя. Он вытер капельки пота над верхней губой, одновременно пряча в карман телефон.

– Дай угадаю. Будете без карманных денег и отпуска весь следующий год?

– Угу. Кажется, еще и без крыши над головой. Твоим родителям она уже позвонила. Хотя им уже звонила твоя психотерапевт.

В это время к нам подошла медсестра и знаками показала, что мы можем подняться наверх, к Насте.

Она лежала в светлой одноместной палате с рисунками на стенах. Детское отделение. Голова перебинтована, нога замурована в гипс. На правой руке – капельница. Настя улыбалась нам, откинувшись на подушки. Лицо и руки – все в мелких ссадинах.

– Как будто из боевика, да?

Мы счастливо захрипели, слов не было. Выглядела Настя ужасно, но хорошее настроение было снова при ней.

– Сильно испугались?

Мы снова прохрипели что-то и без сил приземлились по обе стороны ее кровати.

– Они сказали, что я в полете потеряла сознание и поэтому повреждений не так много, как могло бы быть при таком падении. Ну и голова может болеть несколько дней. Ну и надо будет наблюдаться у врача, когда приеду. Сильно орали? – спросила она у Вани, имея в виду родителей.

Ваня закатил глаза.

– У-у-у, – протянула она. – Ну ладно, уже забудут, когда приедем. А вот эта фигня, о которой вы говорили, вы сами верите?

Мы оба молча кивнули.

– Больно? – с несчастным видом спросил Ваня, не поднимая глаз на сестру.