Евгений Рудашевский - Город Солнца. Стопа бога

Всё это, а также многое другое позволило Гаспару вернуться к его излюбленной теории о химеричности Города Солнца. У меня в то время не было ни единой фактологической возможности её оспорить. Тем крепче становилось моё желание продолжать исследования.

В сухом остатке: коллекционер перед нами так и не раскрылся. Мы сосредоточились на поиске купленных и проданных им памятников: надеялись, что в каком-нибудь из них обнаружится более вещественное указание на Город Солнца и, быть может, намёк на то, как в целом объяснить торговлю работами якобы погибших мастеров. Но и тут существенных продвижений долгое время не случалось. Находить памятники было всё сложнее. Многие из них за два с лишним века успели затеряться в пороховом дыме войн и революций. Одни картины пропадали бесследно, другие переделывались, например, в угоду шпалерной развеске. Золотые и серебряные статуэтки переплавлялись в слитки и другие украшения. Гобелены и шпалеры оставались в брошенных особняках на съедение моли. Ты и сама можешь продолжить этот перечень.

Когда Гаспар уже отчаялся и заявил, что мы упёрлись в тупик, мне удалось обнаружить сведения об ещё одном художнике из списка коллекционера. Итого мы составили примерные биографии двадцати одного мастера из двадцати семи, но этот последний, Оскар Руис Вердехо, оказался исключительным. Он был единственным мастером, который, скажем так, восстал из мёртвых. Первичное сообщение о его смерти в 1787 было опровергнуто им же самим в 1809. Вердехо объявился в родной Севилье, где прожил в нищете вплоть до 1834. Ещё более ценным его биографию сделало то, что после 1809 он не создал ни одного известного нам полотна. В приходной книге коллекционера он тоже больше не появлялся. Из первичных архивных данных выходило, что он, талантливый живописец, успевший заявить о себе не только в Испании, вдруг переквалифицировался в простого сапожника и уже не бросал эту ремесленную стезю.

Оскар Руис Вердехо стал нашей главной зацепкой.

На этом вторая тетрадь закончилась, и Аня под впечатлением от прочитанного ещё долго не выпускала её из рук. Слова Шустова-старшего одновременно завораживали и пугали, слишком уж таинственной оказалась история коллекционера. Ане не терпелось заполучить третью тетрадь. Она понимала, что наиболее важное и ценное Сергей Владимирович записал именно в ней, однако Максим пока даже не начинал её расшифровку – утомлённый долгой работой, проспал до полудня, а проснувшись, ещё долго лежал в переменчивой дремоте. Ане пришлось довольствоваться уже прочитанным.

Заново просмотрев обе тетради, она постаралась отдельно запомнить бога Инти-Виракочу, исследователя Гаспара Дельгадо и художника Оскара Вердехо. Решила, что эти имена и названия ещё могут пригодиться. Кроме того, со второго раза отметила, что «Слава трудом рожденна», о которой писал Шустов, – это девиз Затрапезных, который Аня видела на их товарном ярлыке. Странно, что сам Затрапезный при этом в тетрадях не упоминался. Наконец, уже не вызывало сомнений, что Сергей Владимирович неспроста одним из главных ключей для своих подсказок выбрал именно «Город Солнца». Возможно, книга для него значила действительно много. Хотя оставалось непонятным, связана ли работа итальянского философа с одноимённым городом на картине Берга.

Аня извелась от невозможности обсудить эти вопросы. Приставать к Максиму она боялась.

К трём часам добрались до Амритсара. Максим к этому времени едва успел приступить к последней тетради, поэтому ничего нового Аня так и не узнала. А когда они вышли из поезда, Максим неожиданно протянул ей синюю, сложенную в несколько раз записку.

– Что это?

– Прочитай.

Аня приметила синюю бумажку ещё в Варанаси, однако тогда не придала ей значения.

– «Пусть жизнь дарует тебе мужество никогда, ни при каких обстоятельствах не сворачивать с правильного пути», – прочитала она вслух, и её слова затерялись в вокзальном шуме.

Далее следовал какой-то адрес.

– Что это? – вновь спросила Аня.

– Это последняя записка Джерри.

Аня с грустью перечитала тёплые слова монаха и теперь с бóльшим вниманием посмотрела на адрес.

– Хундер, – прочитала она. – Это где?

– Самый север Индии. Там недалеко до границы с Китаем.

– И мы туда едем?

Аня могла не спрашивать. И сама знала, каким будет ответ.

– Да.

– А там… Ты знаешь, что там?

– Там отец.

«Катя, ты проделала большой и сложный путь». Отец ждал только маму. И африканский нож в Ауровиле, конечно же, оставил для неё. Максим вообще не должен был распознать эту подсказку. Шустов-старший не верил, что сын пойдёт по его следам, и Максим нехотя признался себе, что чувствует облегчение. Так проще. Теперь у него появилось преимущество перед отцом. Не будет никаких сцен, криков и обвинений. Зачем тешить отца, показывая, какую власть он сохранил над своей семьёй? Максим не поздоровается. Не улыбнётся, не повысит голоса. Сделает вид, что встреча посреди Нубрской долины – дело привычное и не достойное даже скупых чувств. И сразу приступит к делу. Вот так с порога заговорит о деле и будет наслаждаться растерянностью в глазах отца.

В том, что в посёлке Хундер, заброшенном в пустыне горного штата Джамму и Кашмир, его ждёт именно Шустов-старший, Максим не сомневался. Это было логично. Отец боялся встречи с мамой. Одновременно звал её и отталкивал. Возможно, готовился принять маму только после того, как она пройдёт все испытания и так докажет, что действительно хочет разделить с ним его мечту. Для этого пустил её долгим, окольным путём, заодно подготовил – в общих словах рассказал о коллекционере и связанной с ним картине Берга. Монах Джерри стал последним указателем, который должен был вывести маму на дом бывшего мужа.

Максим рассчитывал до встречи с отцом расшифровать его записи целиком, знал, что в пути будет предостаточно времени. Однако после Амритсара так толком и не притронулся к третьей тетради – выписывать буквы на горной дороге оказалось занятием непростым, да и чем ближе они подбирались к Нубрской долине, тем сложнее было сконцентрироваться на чём-либо, кроме смутных мыслей об отце. Аня предлагала задержаться в одном из встречных городов, но Максим понимал, что изведётся в ожидании, – лишь непрестанное движение вперёд помогало ему сохранить спокойствие.

– Никаких остановок, – сказал он в Амритсаре.

Аня не спорила. Купив билет, они сразу сели на автобус. Их ожидало четыреста двадцать километров пути до Манали – перевалочного пункта, последнего рубежа, отделявшего привычно жаркую и шумную Индию от её северных районов с непоколебимым Малым Тибетом.