Евгений Рудашевский - Город Солнца. Стопа бога

На смену в Амритсар спустился автобус обратного рейса, и, когда они разминулись на въезде в автовокзал, Максим невольно обратил внимание, что сразу под тремя окнами с одной из его сторон тянулись подсохшие струи рвоты. Судя по всему, на обед пассажиры получили обильные порции риса с горохом. Максим указал на это Ане, усмехнулся её брезгливой реакции, а несколько часов спустя они уже вместе смеялись, заказав в придорожном кафе именно такое блюдо – остальное меню казалось совсем уж неприглядным: от сжиженных бобов со специями за десять рупий до обжаренной на углях кукурузы за шесть.

К семи вечера дорога стала по-настоящему горной, извилистой. По отбойникам над обрывом перебегали обезьяны. Они с нахальной жадностью заглядывали в окна проезжавших машин и недвусмысленно требовали угощений. Когда начался дождь, обезьяны исчезли. Вокруг стемнело, автобус утонул в сумеречном тумане. Это не помешало водителю ехать с прежним задором и отчаянно выжимать из мотора надрывное гудение. Высвеченные фарами, в пугающей близости проступали машины, дома, деревья и скальные глыбы. Скользнув возле автобуса, они тут же растворялись в ночной мгле.

Кондуктор, то лежавший на сидениях, то разгуливавший по полупустому салону, изредка брался за свисток. Одним долгим свистом заставлял водителя притормозить – пассажиры на ходу выпрыгивали на движущееся полотно асфальта, а двумя краткими призывал вновь ускориться.

Трижды водитель сбивался с пути. Подавшись к лобовому стеклу, старался разобрать хоть одну знакомую примету, о чём-то спорил с кондуктором и наконец заставлял того выскочить под дождь. Кондуктор, пробежав вперёд, убедившись в ошибочности направления, возвращался и начинал надрывными свистками регулировать отступление – автобус откатывался назад, к развилке. При этом в открытую дверь задувало горной прохладой, и Максим жалел, что их свитера остались в Коломбо. Впрочем, Аня ещё в Варанаси купила плед из пашмины. Теперь они сидели тесно прижавшись друг к другу и накинув его на плечи.

Глубокой ночью их разбудили крики. К тому времени дорогу размыло дождём, и водитель никак не мог преодолеть очередной виток подъёма. Вынужденно заехал на каменистую обочину и теперь лавировал вдоль обрыва. Где-то далеко внизу, на дне долины, сквозь ослабевший туман просматривались жёлтые огни домов. У пассажиров не было возможности любоваться ими – они помогали кондуктору: открыв окна и высунувшись наружу, криком предупреждали об опасной близости колёс к сыпучей кромке.

Остаток ночи провели без сна, а на рассвете добрались до Манали.

Несмотря на усталость после трёх ночей в пути, Максим рассчитывал немедленно отправиться дальше – в Лех, горную столицу древнего Ладакха. Однако прислушался к Ане и согласился на несколько часов заселиться в гостиницу, чтобы принять душ, привести себя в порядок, а главное, закупить в дорогу тёплую одежду.

К полудню выяснилось, что горный перевал уже закрыт.

– Надо было сразу выезжать, – с раздражением заключил Максим. Не стал ни в чём обвинять Аню. Чувствовал, что становится одержимым в стремлении скорее добраться до селения, в котором жил отец.

Манали оказался опрятным городком с тесными рядами гостевых домов, с пёстрыми плакатами, предлагавшими вертолётные и рафтинговые туры. На соснах висели предостережения, указывавшие на пагубность алкоголя при перепадах давления и сопровождённые указателем на ближайший бар. Ступени к банкоматам здесь, словно паперть, захватили разношёрстные нищие в пухлых куртках. В их глазах угадывалось куда больше азиатской раскосости, чем у низинных индийцев, а лица были выдубленными до натужной красноты.

Максим с Аней прошлись по Манали, однако своё знакомство с городом ограничили поиском шерстяных вещей, которые тут, к счастью, продавались на каждом шагу. На улицах то и дело встречались причудливо одетые прохожие: одни шли в шлёпках, шортах и майке, а другие – в ботинках, штанах и свитере с высоким воротом. При этом не удавалось с уверенностью сказать, кто из них прав, потому что здесь было одновременно холодно из-за студёного ветра и тепло из-за не прикрытого облаками солнца.

Несмотря на усталость, Аня с увлечением рассматривала довольно крупных пушистых обезьян – те прыгали по елям и плоским каменистым кровлям. Максим обезьянами и прочей живностью не интересовался. Вернувшись в гостиницу, попробовал взяться за последнюю, нерасшифрованную тетрадь, однако дальше нескольких строк не продвинулся.

Спать легли засветло, а уже в пять утра сели в нанятую до Леха машину. Их ждал очередной переезд в пятьсот километров. Выехали молча, без лишних разговоров.

Рассвело только через час, и впереди Максим увидел уложенные по склону дорожные зигзаги и пущенные им наперерез тёмные полосы труб. В сухих руслах рек лежали опрокинутые искорёженные мосты, а по обочине лениво плелись большеголовые ослы и коровы с мохнатыми хвостами.

Чем выше взбиралась машина, тем отчётливее грудь холодило неприятной лёгкостью – сказывалась высота. Горло обложило перьями снега, не удавалось как следует надышаться, но в остальном Максим чувствовал себя хорошо. Поглядывал на шумевшие вдалеке водопады, на суету строителей, подновлявших дорожные опоры, а потом заметил, как им навстречу, подобно медленной лавине, стекает непроницаемый туман. Когда машина нырнула в его поток, рассвет погас, и водитель предусмотрительно сбросил скорость.

Ещё полчаса они продирались через полнейшую слепоту, в которой лишь время от времени проскальзывали выступы взбугренных скал, а потом наконец выехали в ясный солнечный день, поднялись над облаком и продолжали настойчиво ехать вверх.

Водитель, поначалу довольствовавшийся разговорами с Аней, включил музыку, и теперь его индийский внедорожник «тата сумо», отдалённо напоминавший уазик, заполнило пение мантр, перемешанное с треками «Куин», «Лед Зеппелин» и «Ред Хот Чили Пепперс». Блаженное монашеское «Ом мани падме хум» вдруг сменялось сдержанными гитарными риффами Брайана Мэя и крикливыми речитативами Энтони Кидиса.

Дорога на многие километры оставалась узкой, разбитой колёсами грузовиков и к тому же взрытой горными ручьями. По обочине её сопровождали грязные, будто закоптелые снежники и свалы строительного мусора. Машину трясло, и Максим ни на мгновение не выпускал потолочную ручку. Они с Аней сидели вдвоём на задних сидениях, и каждый успел по несколько раз стукнуться макушкой о потолок. Аню происходившее явно веселило.

– Ты же хотел в пути заняться расшифровкой, – смеялась она. – Что же ты? Давай!

Время от времени им попадались гладкие асфальтированные полосы, и тогда всё успокаивалось, общий грохот вдруг сменялся мягким шелестом. Участки асфальта всякий раз оказывались до обидного короткими, и не проходило даже минуты, как машина вновь выкатывала на бесконечно щербатую галечную дорогу.