Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- Да потому, что спонсор накрылся. У вас там отца его ухлопали, а он будет экспедицию субсидировать? Сомневаюсь. А у института нет денег даже на плановые раскопки, не то что на детские игры.

- Какая связь между убийством и археологами? И не в игрушки мы играем.

- Знаю, смена растет. Но что бы ты ни думал, Валерий Иванович, кончилась твоя коммуна. И нечего тебе фантазировать. На жизнь нужно смотреть просто и видеть ее такой, какая есть. Занимался бы своими делами, уж давно бы диссертацию навалял. А ты напридумывал. Шахрухия… Земля обетованная… Планета детей…

- Может, и напридумывал, а может, и нет, - спокойно отозвался Валерий Иванович. - И ничего не кончилось. Может быть, все еще только начинается.

- Никакие это не выдумки, - возмутился Паштет. Он чувствовал не то что неприязнь к Харитону, почти ненависть. Все ему было отвратительно в этом человеке: лицо, каштановые сосульки волос, кошачьи усы, кожаный широкий пояс и браслет. Раздражала самоуверенность и высокомерность. И еще что-то.

- Цыц, ребенок! - добродушно, как маленькому, сказал Харитон. - Я ваши сказки разрушать не буду. Я же знаю, что Валерий Иванович редкий человек. Последний идеалист и максималист на этой суровой и нежной земле. Чего смотришь? Думаешь, только вы умеете красиво говорить? Вам, конечно, с ним сильно повезло. Повезло уникально. Это правда. Он великий человек, последний динозавр. Он великий и последний дурак. Говорю любовно, прошу не обижаться. - Словно защищаясь, Харитон поставил руку ладонью к Паштету, разыгрывая удивление и испуг, а потом обратился к Лерычу: - А чего он на меня так смотрит? Он меня сейчас укусит!

- Я не собака, чтобы кусаться, - сказал Паштет с вызовом.

- Ты петушок! - выдрючивался Харитон. - Много я вас таких видел. Я и сам таким был. Это он - особенный. - Харитон ткнул в сторону Валерия Ивановича. - Но вы-то самые обычные, заурядные. Вы подрастаете, появляются у вас другие интересы, другие кумиры, а прежние побоку. Эти самые Мараты, Левы и Лешки забудут его очень скоро. Лет через десять, правда, кое-кто вернется. Пообломает такому жизнь рога, она же не конфетка - эта жизнь, помордует, разочарует, вот и поймет: детство и Лерыч было единственно хорошим. А больше ничего и не было. Это я лучше всякой гадалки, всякого экстрасенса скажу. Я скажу, как Иисус Христос: петух три раза не прокричит - вы все его предадите. Вас ведь только пальцем поманить…

- Вранье!

- Лично про тебя я не говорю. Ты здесь человек случайный. Возможно, поэтому тебе и с рукописью повезло, звездный мальчик!

Медленно-медленно отодвинул Паштет чашку от края стола и пошел к выходу. Чтобы не сказать, о чем потом пожалеет, он считал про себя: «Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…» Однако не удержался, хлопнул дверью.

Вонючее облако переместилось ветром и зависло теперь над берегом и рекой метрах в трехстах впереди. Паштет дошел до конца асфальтированной дорожки. Человека с костылями уже не было на берегу, только покрышка дымилась, окутанная желтовато-голубым ватным дымком. Паштету было стыдно перед Валерием Ивановичем за хлопок дверью. И вдруг он понял, что его так взволновало: разговор-то шел о «базаре жизни»! И пьяница Харитон на нем продавец, уверенный в добротности своего товара. Это он-то! А товар Лерыча другого качества. Этот товар на деньги не купишь. Зато и обжулить Лерыча нельзя. А Харитона можно. Лерыч в каком-то смысле неуязвим. Но ведь он и беззащитен. Как все это совмещается? И почему он молчал? Его предавали?

Девчонок нигде не было видно. Паштет навестил ослов, погладил маленького, и тот снова потянулся за ним. Чтобы не увести малыша от матери, Паштет вскарабкался на обрывистый берег, а спустился у домика археологов. Посидел на ступеньке возле двери. Потом решительно вошел, отметил, что коньячная бутылка исчезла со стола, и, набычившись, сказал:

- Валерий Иванович, нам пора.

Лерыч встал. Харитон его не удерживал. Они попрощались, как ни в чем не бывало. Паштет процедил сквозь зубы: «До свидания». Молча прошли по асфальту, потом до осликов и по глиняной дороге, высматривая девчонок.

- Зачем вы, Валерий Иванович?.. - Паштет и сам определенно не знал, о чем хотел спросить.

- Ну, ничего, ничего, - извиняющимся тоном отозвался Лерыч.

- Харитон - нехороший человек, - тихо и убежденно проговорил Паштет. - Неужели вы верите ему? Он сам может предать кого угодно.

- У него тяжелый период. Почти год за матерью ходил, она заживо гнила от рака. Жена от него ушла, не выдержала. Потом сестра из Краснодара приехала, а он в экспедицию. Теперь вот все закончилось. Он неплохой парень и отличный археолог.

- Но ребята не зря его не любят. И не надо оправдывать его тяжелым периодом… От Олега тоже жена ушла, но он же не запил по этому поводу. Если его предала жена, нечего других подозревать. Мне не понравилось, как Харитон говорил.

- Он по-своему прав, - грустно сказал Лерыч.

- Но вы тоже правы. Я догадываюсь, что есть две правды. А может, их больше. Но я выбираю вашу.

- Правда одна. Люди разные. Точка зрения разная. Но, пожалуйста, оставь людям право думать так, как они хотят.

- Верблюды моих раздумий заблудились, - пожаловался Паштет, потеряв всякое желание спорить. В ту же минуту они увидели директорские «Жигули». Из окон выглядывали девчонки.

- Машина в порядке, колеса забрал, - сообщил Турдали-ака. - Какие у нас планы?

- На Канку! Завтра Харитон едет на экспедиционной машине в Самарканд на похороны и по пути заберет нас.

И снова кишлак, шоссе, поля. Машина сворачивает, Лерыч на переднем сиденье разговаривает с Турдали-ака и вдруг, показывая на обрывистые валы с краю дороги, спрашивает: «Что это?»

- Неужели крепостные стены? - Ребята радуются, что догадались, научились «читать» местность.

Машина стала у ворот молочной фермы, и все вместе пошли по ее территории мимо вонючих загонов, откуда печально-задумчивыми глазами их провожали неопрятные коровы. Нырнули под колючую проволоку ограждения. Для грузного Турдали-ака подняли ее и придержали. И перед ними раскинулась местность с зеленым овальным озерцом, опушенным растительностью, и кустарниковым островком посередине. А за ним высоченный холм - крепость. К вершине поднималась извилистая тропа.

Валерий Иванович почти бежал по тропинке, за ним Гера, потом Паштет с Варей, а последним, в халате с развевающимся полами, пыхтя и утирая струящийся из-под тюбетейки пот, подпрыгивающими шажками торопился директор школы. И вот наверху, на расчищенной площадке, где велись раскопки дворца, увидели работающих людей, а навстречу шел Олег.

Он долго тискал в объятьях и тузил Паштета. И другие археологи подошли. Все интересовались Паштетом, его приключениями и известиями из Самарканда о содержании рукописи. И, конечно же, убийством старика муллы.