Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- Очень хорош, - похвалил Лерыч. - Похоже на средние века. Это булат. Но для того, чтобы датировать такую вещь, нужен специалист. Я не обижу вас, если скажу, что с давних пор рынок оружия был богат подделками и весьма искусными? Спросить у наших музейщиков, кто может вас проконсультировать?

- Не надо. У меня есть знающий реставратор. Он определит время и место изготовления.

- Сохранность отличная, работы тут немного. А рубин и бирюзу, если это старинная вещь, вставлять не надо. Кинжал должен остаться, как есть, потому что новая вставка равна порче.

Лерыч рассматривал кинжал, ребята сгрудились над ним и поедали глазами изящно изогнутый клинок из какого-то странного темного металла с выпуклой сеточкой узора, по которому шла вязь букв. Рукоять венчала голова сокола из слоновой кости с позолоченным клювом и красным, словно налитым кровью, рубиновым глазом. Та часть, за которую брались рукой, была обвита крученой серебряной проволокой, а у клинка заканчивалась юбочкой из слоновой кости с резными перышками, в каждое из которых была вставлена бирюза. Один рубин и две бирюзинки были утрачены, от них остались только гнезда.

- Что это за надпись на клинке? - спросила Варя.

- Какая-нибудь сура из Корана, - предположил Лерыч. - Может быть, год выделки. Известна такая надпись на одном из старых клинков: «Клянусь смертью, я - то зеркало, в которое будут глядеться враги». - Лерыч бережно передал кинжал хозяину.

- А что здесь самое старинное? - спросил Паштет.

- Настоящей старины здесь нет. Я серьезно не собирал и не изучал оружие. Может быть, теперь займусь.

- А мы видели ваш портрет в чайхане, - сказала Варя.

- Какой портрет? - не понял Улугбекович, но насторожился.

- Как этот, только в синем халате, а ковер вишневый.

- Не может быть! Вот негодяй! - взорвался Улугбекович. Лицо у него сделалось красным, как халат на портрете, щека мелко подергивалась. Ласковые, словно в сиропе плавающие глаза стали похожи на бульдожьи. - Популярности ищет великий народный художник! Я покажу ему и величие, и славу!

Варя виновато глянула на Лерыча. Но он как ни в чем не бывало перевел разговор на дела экспедиции.

Улугбекович сам проводил гостей. Уже стемнело, вдоль дорожки горели фонари, похожие на светящиеся карандаши. Загадочно дышал сад. Журчали призрачные струи фонтана, а в чаше его вспыхивали голубые искорки. Когда калитка в железном заборе лязгнула засовом, ребята сразу же набросились на Валерия Ивановича с вопросами:

- Зря я про портрет? - выпалила Варя. - И Вахруддинова подвела! Он же его в порошок сотрет!

- Все равно Улугбекович очень скоро узнал бы про портрет. Интересно только, что твое сообщение было для него новостью.

- А что вы думаете про кинжал? Какого он времени?

- Я же говорил, что не разбираюсь в оружии. Мне и лукавить не пришлось.

- Но мнение у вас есть?

- Мое некомпетентное мнение таково: кинжал очень старый. Может быть, времен Тимура, а может, и более ранний. Клинок из булата, то есть из стали очень высокого качества. В средние века ее изготовляли и в Индии, в Средней Азии и в Сирии - в Дамаске, слыхали, наверное, - дамасская сталь? А видели сеточку узора на клинке? Чем темнее сталь и выпуклее узор, тем она считалась лучше.

- А про подделки, это правда?

- Правда, но я не верю, что это подделка. Он хотел, чтобы я сказал про подделку - я и сказал. Мне показалось, будто он специально приуменьшает возраст кинжала.

- А как узнать, сколько ему лет?

- Для этого нужна экспертиза. В разные времена и в разных местах формы клинка, рукояти, узоры на ней, камни, их обработка и всякие иные украшения были разных форм. А в данном случае есть еще и надпись на клинке. Иногда по одной надписи можно датировать клинок, потому что каждая эпоха имела свой стиль выражения. Встречаются известные изречения, которые принадлежат определенным эпохам. Существовал и стиль написания - почерк. А иногда на клинке писали имя владельца!

- Но он отказался от эксперта! Не хочет показывать кинжал? И зачем собирать коллекцию, не имея представления, что собираешь?

- Паша, о чем ты говоришь? Никакая это не коллекция. Коллекция - идея, систематика, а фундамент ее - знание и изучение. То, что мы видели, - отдельные экземпляры оружия. Декорация. Символизирует богатство. Вот и все.

- Не повернуть ли наших верблюдов от пустыни общих рассуждений к оазису частных, - предложила Варя. - У меня впечатление, что мы сегодня узнали и услышали много важного, только я не могу все это связать.

- Это ты точно подметила, - согласился Лерыч. - Нет какого-то связующего звена. Мы имеем три идентичных рубина: один из погребения, другой из хижины старика, третий на рукояти кинжала. Еще один факт: убийство Улугбека, которому были нанесены раны неизвестным оружием с серповидным клинком. Вся эта мозаика не складывается.

- А вы уверены, что связующее звено появится?

- В жизни бывают невообразимые, совершенно неправдоподобные случайности и совпадения. Но можно их дожидаться до второго пришествия! Нам надо быть внимательными. И думать. И пока помалкивать про кинжал.

Как рвались они в Самарканд, как стремились на телевидение, но, вернувшись от Улугбековича, уже мечтали о Шахрухие. Гера - понятно почему, но и Варя скучала по желтым холмам и белоствольной роще, а Паштет привык засыпать не в душной комнате, а в палатке с распахнутым пологом, куда заглядывало звездное небо.

- Завтра возьми с собой шахрухиинские рубины, - предупредил Варю Лерыч. - Попробуем показать их одному человеку. Будет очень смешно, если они окажутся стекляшками.

Утром пришли Марат с Рафиком, и все вместе отправились на телевидение, где провели больше половины дня в разговорах и пересъемках - занятие утомительное и нудное. Потом гуляли по Самарканду, заваленному арбузами - полосатыми и гладкими, светлыми и темно-зелеными. В центре города Лерыч нашел часовую мастерскую - три ступеньки вниз.

Маленькое помещение было густо завешано и заставлено разнообразными часами. Самые впечатляющие - напольные, настоящие шкафы, резные, застекленные, с циферблатами и мерно качающимися маятниками. На стене - шкафчики поменьше, а диски маятников суетливее. Время хором тикало в полуподвальной комнате, отмеривая вечность. Старик с иссеченным морщинами безжизненным лицом по имени Моисей Моисеевич вытащил из глаза окуляр и воззрился на Лерыча и ребят рыбьими выпуклыми глазами. Оказалось, Лерыч с этим человеком не знаком. Представившись и сославшись на реставратора из института археологии, он попросил посмотреть рубины.

На застывшем лице старика не читалось ни малейшего интереса к посетителям, но, когда Варя положила перед ним бусины, со стариканом произошла удивительная метаморфоза. Лицо его ожило, задвигалось, в удивлении взлетели коротенькие и широкие брови. Моисей Моисеевич взял одну бусину, повертел ее, потом вторую. Взглянул на свет. Наконец, схватив со стола и вставив в глаз окуляр, снова поглядел.