Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- Он сделал это давно. Может, двадцать лет тому назад, может, тридцать, а может, и еще раньше.

- А почему не кто-то другой?

- Потому что один из рубинов найден у хижины. И потому, что из этой промоины, которую мы хорошо обследовали, выбраться мог только подросток или такой маленький и худенький человек, как наш Улугбек.

- Откуда же он узнал, что именно в этой могиле клад, и почему не забрал кувшин?

- Кувшин не забрал по той же причине, что и ножны. Не заметил. А как узнал, не представляю. Самое правдоподобное - свалился в могилу, как Паша, и выбрался таким же образом. Наверняка Улугбек заделал лаз, но с годами он снова вскрылся.

- И что же получается, Улугбекович убил отца? Знал про сокровища, хотел их получить, но старик не отдавал?

- Сам-то он не стал бы убивать, нанял киллера. И вообще, он в Турции был - у него алиби, - возразил кто-то.

- В юриспруденции есть такая штука - презумпция невиновности называется. Слышали про такое? - спросил Лерыч. - Пока нет прямых доказательств, нельзя человека обвинять. Тем более человека, которого мы хорошо знаем.

- Вы хотите сказать, что хорошо его знаете?

- Я говорю о том, что в нашей жизни он сыграл важную роль. Мы и здесь только потому, что он оплачивает экспедицию.

- Но мы же не станем из-за этого покрывать преступление?

- Не станем. Но начнем с того, что Улугбекович может не иметь к нему никакого отношения. Похоже, кинжал он получил после убийства отца. Он сказал, что купил его. Это вероятно: убийцы продали ему кинжал, потому что он интересуется старым оружием и способен отвалить за него такую сумму, как никто другой. Но могли продать ему кинжал и специально, чтобы навести на него подозрение.

- Как же нам быть в этой ситуации?

- Об этом я мучительно размышляю. Нашими находками, то есть ножнами и рубинами, займутся не только археологи, но и милиция. И, видимо, милиция в первую очередь. Если о ножнах станет известно, поднимется шум, будут трубить о них по радио и телевизору…

- А кинжал тем временем исчезнет. То есть исчезнет главная улика! - воскликнул Паштет, а Рафик добавил:

- В любом случае, убийц спугнем.

- Будем надеяться, что кинжал никуда не денется, но я вам предлагаю пока сохранить информацию о ножнах в строгой тайне. Сейчас я не могу вас оставить и поехать в Самарканд. И переправить ножны не с кем.

- Может, кто-то из района поедет? - спросил Лева.

- Не всякому доверишь вещественное доказательство, которое к тому же представляет историческую и художественную ценность. У меня в Самарканде есть один добрый знакомый,^капитан милиции. Я позвоню ему завтра утром.

- А если представить, что убийца - Улугбекович… - начал Марат. - Я просто так говорю, как вариант. То, что он перевел следствие по делу об убийстве в Самарканд, подозрительно. Там ему легче купить милицию и закрыть дело. А если это купленная милиция, то и наше вещественное доказательство ничего не стоит. Они не только его не используют, но сделают так, что ножны никогда не попадут в институт археологии, а будут висеть вместе с кинжалом на ковре у Улугбековича.

- Я тебе предложу другой вариант. Представим, что Улугбекович невиновен. Про его кинжал многие знают. Появление ножен от кинжала из Шахрухии тут же поставит его под подозрение.

- У меня тоже вариант. Улугбекович не виноват, а следовательно, не покупал милицию. Ее купили убийцы, - заявил Паштет. - А наше вещественное доказательство не окажется в коллекции Улугбековича. Оно просто исчезнет.

- Мой капитан милиции - особенный. Вот его я хорошо знаю. Это Бахтияр Муминов, он три года ходил в нашу секцию и бывал на Шахрухие. Что значат ножны для археологов - он хорошо представляет. Но, кроме Бахтияра, я позвоню профессору Бутакову. Рубины мы оставили у него, и он в курсе дела.

- Хорошо всюду иметь своих людей, - заметил Абдулла. - И вы правильно поступаете, что растите не одних археологов.

Когда все уже спали, Варя выглянула. Как это часто бывало, в марлевом шатре Лерыча горела свеча, а сам он сидел по-турецки перед раскрытой книгой. Варя неслышно подошла и позвала:

- Лерыч! - А когда он выглянул, опустилась на землю возле палатки и зашептала: - Что-то у вас не сходится. Ножны с выпавшим рубином - в могиле. Рубин - там же. Кинжал с выпавшим рубином был у Улугбека. Рубин - у его хижины. Значит, совсем не обязательно, что сам кинжал был в могиле.

- Ив самом деле… - подумав, сказал Лерыч. - Наверно, я засочинялся. Но Бахтияр нам все равно нужен.

На другое утро вернулись к раскопкам гончарных печей, но работали с прохладцей. Конечно, одно дело находить изумруды и драгоценные ножны, а другое - черепки. К девяти утра Лерыч отправился в кишлак и позвонил в Самарканд. Капитан милиции Бахтияр Муминов обещал вырваться в Шахрухию, как только позволят дела, правда, не обнадежил, что это случится очень скоро.

Ножны сфотографировали все, у кого были фотоаппараты, а Варя нарисовала акварелью в натуральную величину, обмерив каждую деталь украшений и заботясь о точности формы и цвета. Тайну находки Лерыч поведал только Турдали-ака, тот открыл школу и запер ножны и «изумруд» в сейф. А еще Турдали-ака попросил отпускать к нему по вечерам Лешку, а зачем, обещал сказать позже. Также он выложил перед Лерычем несколько некрупных денежных бумажек, которые местные ребятишки нашли на хлопковом поле. Теперь Паштет с Маратом и Рафиком бродили в указанном месте и собрали целую стопку сумов и советскую трешку, а потом обнаружили осколки трехлитровой банки. Паштет сразу определил: она! - и показал ветвистые складочки на стекле, производственный брак. Значит, банка снова была украдена и выброшена? Почему?

- Кувшин моих ничтожных мыслей показывает дно, - признался Паштет. Но на этот вопрос не ответил никто.

Гера впервые после долгого перерыва забралась на дерево, в палатку из листвы. После убийства Улугбека она здесь не была ни разу. Как удивительно, что календарное время совсем не совпадает с личным, прожитым. Казалось, что со дня приезда в Среднюю Азию минул огромный срок, по крайней мере за это время она изменилась больше, чем за последний год, а может, и за два.

И дело не в том, что она очень много узнала про историю и археологию, просто она повзрослела. Даже любовь свою несчастную и одиночество, которое впервые испытала этой весной и летом, Гера не кляла, интуитивно чувствовала: зачем-то это нужно. Она размышляла, бывает ли счастлив несчастливо влюбленный и лучше ли несчастливо влюбиться, чем вообще никого не любить? А еще Паштет ей сказал: «Живой человек - одиноким не бывает никогда. Люди не одиноки - они едины; в этом самая глубокая истина нашего бытия». Запомнил ее вопрос?