Пьер Гамарра - Двенадцать тонн бриллиантов

Дьевиль обернулся.

— А где Бебер?

В ответ раздался стон.

Человек в тирольской шляпе, болезненно морщась, придерживал свою правую руку.

— У меня наверняка что-то там сломано…

Иоланда снова попыталась высвободиться, рванувшись к неподвижно лежащему Кристофу.

— Спокойно, красотка! — сказал Толстяк. — Твой приятель просто уснул. Я не хотел его обижать. А теперь в путь!

Кристоф Брюнуа открыл глаза.

Потолок над ним был какого-то желтого цвета.

Время было ночное, раз горела лампа. И было холодно, очень холодно. Где-то за стеной еле слышен был рев ветра и моря.

Кристоф попытался подняться. И сразу почувствовал резкую боль в затылке. Он хотел было дотянуться правой рукой до шеи. Все так затекло, растереть бы… Нет, невозможно!

Потолок был весь в трещинах.

Страшно хотелось пить. Он услышал, как звякнуло стекло, видимо соприкоснувшись с каким-то другим стеклом, и раздалось мелодичное бульканье.

Он попытался повернуться на звук, но в затылок вернулась прежняя боль.

И перед глазами замелькало… Гроза, море, черная дорога, пустынный сад, яркий белый свет фонаря, остановившегося на груде камней…

— Как дела, Кристоф? — услышал он ласковый голос Иоланды.

Он понял, что лежит на кровати в незнакомой комнате. Запястья и лодыжки его связаны веревкой… Незнакомая комната? Да нет.

Это была комната на втором этаже, где Толстяк читал его «Робинзонов с Ориноко».

Кристофу все-таки удалось повернуться на бок.

Он увидел Иоланду. Она сидела на стуле, с руками, связанными за спиной. Ее, значит, тоже связали.

— Ну что, просыпаемся? — насмешливо спросил грубый голос.

За столом, удобно устроившись, сидел Толстяк. Это он наливал себе в стакан виски.

— Ну, — сказал он, — все в порядке. Ждать пришлось недолго. Короткий лечебный сон.

Кристоф посмотрел на девушку.

— Мы здесь давно? — спросил он.

— Да нет, около четверти часа.

— А где остальные?

— Внизу. Дьевиль, наверное, оказывает помощь пострадавшему. Вы, кажется, сломали ему руку…

Толстяка явно раздражало, что они переговариваются, не обращая на него внимания.

— Заткнитесь! — рявкнул он. — Дайте почитать. Роман у мсье получился интересный.

— Что они собираются с нами делать? — спросил Кристоф, оставив без внимания заявление Толстяка.

— Очень скоро мы это узнаем.

— В любом случае далеко они не уйдут, — снова заговорил молодой человек. — Уже сейчас дом, должно быть, окружен. Полиция заняла посты вдоль стен…

Толстяк расхохотался:

— Ты пробуешь блефовать? И воображаешь, что из этого что-нибудь выйдет…

— Я ничего не воображаю, — невозмутимо отозвался Кристоф. — Полиция окружила дом… и я могу прикинуть, во что вам это обойдется. Вооруженное нападение, кража… Может, и на двадцать лет наберется…

— Полиция? Если бы ты был уверен в том, что говоришь, ты бы немедленно позвал их… — Он встал и пошел к двери. — Все в порядке, — закричал он. — Наш мальчуган проснулся! — Толстяк повернулся к Кристофу. — Мы с тобой все же немного поговорим, дитя мое. Нам хочется услышать, что ты обо всем этом знаешь.

— Вот это другой разговор, — ответил Кристоф. — Будь мсье Дьевиль получше образован, он бы знал, что в рукописи учителя Кентена никакого секрета нет. Пока что бриллианты тоннами производить не будут.

— А почему? — растерялся Толстяк.

И тут же нахмурился. Он понял, что выдал себя. Потому что сразу поверил в эту историю с бриллиантами, которые можно выпускать тоннами. Потому что он и сейчас в нее верил.

— Рукопись была изучена людьми компетентными, — снова заговорил Кристоф. — Они дали заключение. Учитель ошибся… Этот способ никуда не годится.

— Ну, это еще надо проверить! — процедил сквозь зубы Толстяк. — Даже очень серьезные люди интересовались исследованиями учи…

Тут он снова замолк, злясь на себя. Он опять проговорился. Этот молокосос подшутил над ним.

Толстяк сел за стол.

— О каких это людях вы говорите? — сладким голосом поинтересовался Кристоф.

— Хватит! Замолчи! Говорить будешь, когда тебя спросят.

Кристоф прислушался. Буря за окном, похоже, стихала.

Толстяк опять погрузился в чтение романа.

Иоланда сидела не шевелясь. Она тоже прислушивалась.

На лестнице раздались шаги. Толстяк бросился к двери.

— А, это ты… — сказал он.

Это, вне всякого сомнения, относилось к Дьевилю.

Толстяк вышел на площадку, закрыв за собой дверь.

— Что они с нами сделают? — шепотом спросила Иоланда.

— Не знаю, — ответил Кристоф. — Хуже всего то, что мы для них ненужные свидетели.

— Завтра же нас бросятся спасать… простите, уже сегодня, в девять часов, — медленно сказала Иоланда.

— Каким образом?

— Я оставила мадам Лежербье записку. Написала, что вы позвонили и что мы едем в Шербур…

— И вы ей оставили адрес Дьевиля?

— Да.

— Молодчина. Только до девяти часов еще…

— Дьевиль этот явно что-то прикидывает, — тихо сказала Иоланда. — Этот человек следов оставлять не любит. Он давно задумал провернуть это дело и, должно быть, в ярости оттого, что все сорвалось, когда он был так близок к цели. И я… Я не знаю, что они теперь с нами сделают.

Дверь скрипнула. Дьевиль вошел в комнату. Кристоф с любопытством разглядывал его. Это был человек маленького роста, с каким-то лисьим лицом.

Он едва повел головой в сторону Толстяка.

— Ну-ка, ослабь веревки… Чтобы они могли идти!

Толстяк выполнил приказание.

— А теперь встать! — скомандовал Дьевиль. — Идите!

— Куда вы нас ведете? — громко спросила Иоланда.

— Сама увидишь! Давай вперед! — пробурчал Толстяк.

Они медленно спустились по лестнице.

В нижней комнате их ждал третий субъект. Рука его лежала на перевязи, сооруженной из шарфа, и он злобно посмотрел на Кристофа.

Молодых людей, грубо подталкивая в спину, вывели в коридор.

Толстяк отпер дверь.

Всех их поглотило огромное ледяное пространство.

Кристоф почувствовал, как кровь отливает у него от лица. Но не от холода и не от ветерка, хотя дрожь и пробирала его по спине.

Куда их вели? В ночь, в грохот бури, в «Старую бухточку» с нависшими над ней утесами…

Перед ними был сад, весь в ямах и буграх, заросший чахлыми кустами, которые ветер рвал на части.

— Шагайте, шагайте! — командовал своим трескучим голосом Дьевиль.

Они шли медленно, скованные путами.

Совсем внизу, среди камней старой бухты, волны бились, обрушивались вниз, разрываясь, превращаясь в тысячи ручьев и водопадов…

И вдруг в одну секунду темноту ночи прорезал яркий свет.

В нескольких сантиметрах от себя Иоланда увидела хмурое лицо Жана Луи Шассерио, коммерческого директора издательства «Бабилас»!

Такого потрясения тупая голова Толстяка еще не переживала.