Астрид Линдгрен - Калле Блумквист и Расмус

– Сколько свободного места было бы в этом спальном мешке, если бы ты здесь не толкался, – сказал Андерс, неодобрительно пиная Калле.

Калле ответил ему таким же пинком.

– Как жаль, что мы не догадались захватить для тебя двуспальную кровать, – съязвил он. – Во всяком случае, спокойной ночи!

Пять минут спустя они спали глубоко и беззаботно, ничуть не беспокоясь о завтрашнем дне.

Они уезжают отсюда. Через несколько мгновений они уедут отсюда и никогда больше не увидят этого острова. Прежде чем прыгнуть в лодку, Калле замешкался на секунду. Он окинул взглядом остров, который несколько беспокойных дней и ночей был их домом. Вот скала, с которой они ныряли, – она казалась такой привлекательной в лучах утреннего солнца, – а в расселине за скалой стоял их шалаш. Калле, ясное дело, не мог видеть его отсюда, но он знал, что шалаш там, что он пуст, осиротел и никогда больше не будет их домом.

– Ты прыгнешь в лодку или нет? – беспокоилась Ева Лотта. – Я хочу уехать отсюда, это единственное, чего я сейчас хочу.

Она сидела на корме рядом с Расмусом. И она больше всех жаждала уехать отсюда. Каждая минута была дорога – она это знала. Она отлично представляла себе, в каком диком отчаянии был после их побега Петерс, и знала, что он в конце концов приложит все силы, чтобы их схватить. Надо было торопиться – они все это знали. Знал это и Калле. Он больше не мешкал. Ловкий прыжок – и он в лодке, где Андерс уже сидел на веслах.

– Порядок, – сказал Калле. – Теперь мы готовы.

– Да, теперь все готово, – сказал Андерс и начал грести. Но тут же опустил весла и сделал сердитую гримасу. – Дело в том, что я забыл свой фонарик, – объяснил он. – Да, да, да, знаю, я растяпа. Но забрать его надо, это отнимет лишь несколько секунд.

Спрыгнув на берег у скалы, с которой они ныряли, он исчез.

Они ждали. Сначала довольно терпеливо. А немного погодя уже нетерпеливо. И только один Расмус сидел непоколебимо спокойный, играя пальцами в воде.

– Если он сейчас же не придет, я закричу, – пригрозила Ева Лотта.

– Он наверняка нашел птичье гнездо или что-нибудь в этом роде, – угрюмо сказал Калле. – Эй, Расмус, беги и скажи Андерсу, что лодка отходит.

Расмус послушно спрыгнул на берег. Они увидели, как он резвыми козьими шажками поднимается по скале и исчезает.

Они ждали. Ждали и ждали, не спуская глаз с вершины скалы, где должны были вынырнуть исчезнувшие Андерс и Расмус. Но никто не появлялся. Скала казалась пустынной, словно там никогда не ступала нога человека. По-утреннему бодрый окунь выпрыгнул вдруг из воды совсем рядом с лодкой, а вдоль побережья слабо шелестел тростник. Кругом было тихо. «Зловеще тихо», – подумали вдруг они.

– Что они там делают? – забеспокоился Калле. – По-моему, надо пойти и посмотреть.

– Тогда пойдем вместе, – заявила Ева Лотта. – Я не могу сидеть здесь и ждать. Я просто не выдержу.

Калле пришвартовал лодку, и они спрыгнули на берег. И побежали вверх по скале, следом за Андерсом. И следом за Расмусом.

Внизу, в расселине, стоял шалаш. Но не видно было ни души, не слышно было голосов. Только жуткая тишина…

– Если это обычная выдумка Андерса, – сказал Калле, залезая в шалаш, – я его убью…

Но больше Калле не сказал ни слова. Ева Лотта, которая шла сзади, в двух шагах от него, услышала лишь полусдавленный крик и в диком отчаянии закричала:

– Что случилось, Калле, что случилось?

В ту же секунду она почувствовала твердую руку на своем затылке и услыхала хорошо знакомый голос:

– Ну, накупалась, маленькая ведьма, а?

Там стоял Никке с багровым от злости лицом. А из шалаша вышли Блум и Сванберг. (Инженера Петерса с ними не было.) Они вели трех пленников, и у Евы Лотты на глаза выступили слезы, когда она их увидела. Теперь конец. Все пропало. Все было зря. С таким же успехом можно было зарыться в мох и сразу умереть. У нее сжалось сердце, когда она увидела Расмуса. Он был совершенно вне себя и делал отчаянные попытки освободиться от кляпа, которым ему заткнули рот, чтобы мальчик не кричал. Никке поспешил ему помочь, но это не вызвало ни капли благодарности у Расмуса. Как только изо рта у него вытащили кляп, он сердито плюнул в сторону Никке и закричал:

– Ты дурак, Никке! Фу, балаболка! Какой же ты все-таки дурак!

Это было отступление, полное горечи. «Закованные в цепи беглые в джунглях на обратном пути к Дьявольскому озеру должны были чувствовать себя примерно так же», – думал Калле, сжимая на ходу кулаки. Право, это был настоящий караван беглых рабов. Они были связаны одной веревкой – он, Андерс и Ева Лотта. Рядом с ними шел Блум, самый отвратительный из всех надсмотрщиков на свете, а замыкал шествие Никке. Он нес Расмуса, который не переставая повторял, что Никке ужасный дурак. Сванберг в весельной шлюпке со всем их снаряжением плыл к лагерю киднэпперов.

Никке был явно в жутком настроении. Ведь он должен был бы радоваться тому, что возвращается к Петерсу со своей драгоценной добычей. Но если он и радовался, то тщательно это скрывал. Идя следом за пленниками, он все время бранился.

– Безмозглые детеныши! Какого черта вы взяли лодку? Неужели вы думали, что мы этого не заметим, а? И если уж вы взяли лодку, так зачем тогда остались на острове, идиоты вы этакие?

«Да, почему мы это сделали? – горестно думал Калле. – Почему не переплыли на большую землю еще вчера вечером, даже если Расмус устал, шел дождь и было темно? Почему не убрались с острова, пока еще было время? Да, Никке прав: мы круглые идиоты! Но странно, однако, что именно он упрекает нас за это».

Никке и вправду, казалось, не очень радовался тому, что детей схватили.

– Я теперь не думаю, что киднэпперы добрые, – сказал Расмус.

Никке не ответил, он лишь злобно уставился на него и продолжал браниться:

– И зачем вы взяли эти бумаги, а? Вы, два дурака с овечьими мозгами, на что вам эти бумаги?

«Два дурака с овечьими мозгами» не ответили ни слова. Молчали они и позднее, когда то же самое спросил у них инженер Петерс.

Они сидели каждый на своем диване в домике Евы Лотты, удрученные так, что даже не в силах были бояться Петерса, хотя он делал все, чтобы их запугать.

– Это дела, в которых вы ничего не смыслите, – сказал он, – и нечего было встревать. Всем вам будет худо, если вы не скажете, что сделали с бумагами профессора вчера вечером. – Уставившись на них своими черными глазами, он зарычал: – Ну! Выкладывайте! Что вы сделали с бумагами?

Они не отвечали. Казалось, это был верный способ привести Петерса в ярость, так как он внезапно набросился на Андерса, словно собираясь убить его.

– Где бумаги? – кричал он. – Отвечай, не то я тебе шею сверну!

Тут в разговор вмешался Расмус.