Родион Белецкий - Рыцарь идет по следу!

– Я… это… – начал он. – Я не специально. Ты прости… Я больше так прыгать не буду.

– Ладно, – прервал его Рома, – я не обижаюсь.

Юрик расцвел.

– Чудеса творятся, – сказал он Роме, указывая на школу. – Сейчас сам увидишь.

И правда, в том, что Рома позже увидел в классе, было нечто чудесное. Новенькие помирились со старенькими. Началась, можно сказать, настоящая счастливая жизнь. Если только школьную жизнь в принципе можно назвать счастливой.

Многие новенькие пересели к стареньким и наоборот. Даже угрюмый Рогов сел вместе с Иоффе. Конечно, цели Рогов преследовал самые прозаические. Не дружба его интересовала, а домашнее задание по математике. Однако сам факт создания подобного союза не мог не внушать оптимизма.

Вообще-то у Рогова был среди новеньких брат-близнец. Им был Сенин. Теперь они с удовольствием общались друг с другом, выпячивая подбородки, играя мускулами, заочно меряясь силами.

Ева Иванова и Юля Балта, казалось, только и ждали общего потепления отношений. Они немедленно принялись дружить. Да еще с таким энтузиазмом, что разговаривали между собой не переставая во время перемен, уроков и репетиций. Учителя, конечно, были этим недовольны.

На фоне идиллии случилось неприятное недоразумение. Кудрявый педагог по акробатике Валентин Валентинович Нянькин поставил на уроке песню своей собственной группы. Песня была в общем и целом красивая, мелодичная, но мелодия до ужаса знакомая.

– Ну как? – спросил Нянькин разминающихся на паркете детей.

– Классно, – сказал Веролоев.

– Прикольно, – отозвался Рогов.

Остальные тоже высказались, мол, неплохо.

А Ева Иванова, не оборачиваясь к учителю, сказала:

– Очень на «Битлз» похоже.

Лицо Нянькина потемнело от гнева. И предположить было нельзя, что столь невинное замечание вызовет такую реакцию.

– Иванова, – сказал Нянькин сквозь зубы, – выйди из зала!

– За что? – спросила Ева, полуобернувшись.

– Выйди из зала немедленно! – Нянькин повысил голос почти до визга.

Ева покинула спортивный зал. А остальные дети зареклись критиковать нянькинское творчество.

В другое время Нянькин не был столь обидчивым. Он был веселым. Умел увлечь. Акробатикой с его подачи заинтересовались даже самые негнущиеся ученики. Например, под его влиянием Иоффе уже подумывал сделать сальто назад. Рома был уверен, что это событие соберет в спортзале полшколы.

На уроках акробатики Нянькин ставил школьникам незнакомую рок-музыку, рассказывал истории успеха. Например, жил-был прыщавый подросток, все на него плевать хотели, но потом взял он гитару, заиграл и вдруг стал звездой мирового масштаба. Роме такие истории нравились, и остальные слушали Нянькина с открытыми ртами.

Имелись у Нянькина свои любимчики. Например, Веролоев. Но необычного в этом ничего не было. У каждого учителя есть свои любимчики. А если ты не попал в их число, тебе, дружище, не повезло.

Нянькин оказался очень обидчивым. Этим он был очень похож на Рому. Но, в отличие от Ромы, Нянькин обиды не забывал. Впрочем, Нянькина школьники жаловали больше, чем Макара Семеновича. Нянькин был прогрессивный и, так сказать, молодежный. А бородатый Макар Семенович, чуть что, сразу учил этикету. И еще он плевался. На правах классного руководителя вызывал учеников на разговор «тет-а-тет» и как классный руководитель отчитывал за плохое поведение-прилежание. При этом он не замечал, что плюется. И приходилось тайком вытирать лицо. Это было неприятно.

После акробатики мальчики и девочки отправились переодеваться. Раздевалки на первом этаже были тесные. Рома и Юрик вместе с одноклассниками втиснулись в раздевалку и начали стоя снимать с себя майки. Мест на скамейках им не хватило. Угрюмый Рогов, занявший сразу два места, сунул руку в ботинок с толстой подошвой и побелел как мел. Он тут же схватил свой второй ботинок, рука скользнула внутрь. Рогов с полминуты сосредоточенно шарил внутри. Углы его большого рта опускались вниз.

– Часы, – сказал он, поначалу негромко. – Кто часы мои взял?

Ребята посмотрели на него с недоумением.

– Кто часы мои взял?! – повторил Рогов. Глаза его налились кровью. И лицо покраснело, собралось в толстые, влажные от пота морщины.

И началось.

Рогов заставил всех присутствующих вывернуть карманы. Мальчики подчинились. Потом по требованию расстегнули рюкзаки. Вытряхнули обувь. Полетели на пол скомканные носки. Часов нигде не было. Тут Рогов начал сходить с ума. Рома, конечно, читал о том, что человек может потерять разум. Но в реальности видел подобное в первый раз. Зрелище оказалось не из приятных.

Рогов заорал, что он сам обыщет раздевалку. Выгнал, вытолкал всех в спортзал и заперся в раздевалке. Рома и Юрик не успели сообразить, как оказались в спортзале в одних спортивных штанах, голые по пояс. Надо сказать, что им еще повезло. Иоффе очутился в спортзале в рубашке, трусах и в одном носке. Юрик замолотил руками по двери:

– Рогов, майки отдай!

Мимо них прошла группа девочек. Они засмеялись, закрывая рты руками. Иоффе сделал несколько огромных скачков и скрылся из вида.

Веролоев, который успел одеться и оказался в коридоре босиком, взглянул на хихикающих девчонок свысока.

– Тоже мне, королевы красоты, можно подумать, – сказал Веролоев. – На себя посмотрите!

Мальчики столпились у двери. Внутри раздевалки происходило нечто страшное. Слышались ровные, сильные удары, крики, стоны, полные боли и отчаяния. После Рогов сильно икнул и завыл, как волк на луну. Затем за дверью раздался топот и установилась подозрительная тишина. И снова завыл Рогов, послышался звук разрываемой ткани, и опять сильные удары. И вновь тишина.

– Рогов, – тихо позвал Сенин.

– Рогов, открывай, – сказал Веролоев, повысив голос.

– Что с ним, интересно? – спросил Рома.

– Ничего особенного – отозвался Юрик. – С ума сошел. У меня дядя родной, то же самое. Сначала был нормальный, а потом все стены в квартире свеклой разрисовал и стал голый по морозу ходить.

– Это холодно, наверное, – пожалел дядю Рома.

– Ему сейчас не холодно, – ответил Юрик. – Он в сумасшедшем доме сидит.

Неожиданно щелкнул замок. Дверь тихо отворилась. Мальчики переглянулись. Никто из них не решался войти в раздевалку первым. Наконец, Юрик сделал шаг, за ним Рома, а за ними уже потянулись остальные.

В раздевалке словно разорвалась осколочная бомба. Вещи были разбросаны по периметру, лавки сломаны. Причем одна ровно пополам. В стенах из гипсокартона виднелись глубокие вмятины.

Сам Рогов лежал в углу в позе эмбриона и тихо скулил.

– Кеша, – позвал Рома, приблизившись к своему бывшему врагу. – Что с тобой?

– Уйдите от меня, – всхлипнул в углу Рогов. – Уйдите все!