Владимир Кузьмин - Конверт из Шанхая

– Давайте для начала все же куда-нибудь уйдем с проходного места. Я сейчас проводника позову, а вы во все стороны поглядывайте.

Проводник в полном соответствии со своими обязанностями был на своем месте и даже не спал, поэтому появился очень быстро.

– Объясняю, – уверенно начал Иван Порфирьевич, на миг потерял свою уверенность, но тут же взял себя в руки. – Объясняю ситуацию. Вот на этих господ только что было совершено покушение. Через замочную скважину был влит яд, испарения которого смертельны. Полагаю, что пару часов в это купе никому заходить не стоит. Помимо вопросов, связанных с самим преступлением, есть более простые. Первый вопрос, куда нам пристроить пострадавших?

Проводник, оторопевший от подобных сообщений, продолжал пялить глаза до тех пор, пока Иван Порфирьевич не повторил свой вопрос:

– Любезный, давайте хоть как-то пристроим Афанасия Николаевича и его внучку.

– Ох, простите. Ошалел просто. Пристроить можно. Можно в наше отделение, можно сюда, в их бывшее купе. Я там сам, как сумел, дыру к окне закрыл, почти что и не дует, – оттарабанил проводник и посмотрел на нас вопросительно.

– Лучше к нам, – сказала я. – У нас же там чемоданы, мы хоть оденемся.

– Прикажите открывать?

– Да уж окажите любезность, – съязвил Иван Порфирьевич.

– Да тут не заперто! – удивился проводник.

– А вы точно запирали?

– Обижаете!

– Было заперто, – подтвердила я. – Я как возвращалась, по привычке сюда толкнулась – было заперто.

– А ну-ка все в сторону! – скомандовал товарищ прокурора.

Мы отошли на пару шагов, а он чуть приоткрыл дверь. Поскольку ничего не произошло, открыл ее шире и заглянул в купе. Присел, заглядывая под диван, потом перешагнул порог и посмотрел на багажную полку. Наконец щелкнул выключателем и позвал нас.

– Пусто. Но мне следовало сразу это проверить. Совсем разум порастерял! Сам же говорил, что преступник был где-то поблизости и что он, все еще возможно, поблизости и остается. Ладно, вы тут располагайтесь, а мы с вами – как вас, кстати, по имени-отчеству? – так вот мы с вами, Игнатий Иванович, пойдем и осмотрим тамбуры и туалетные комнаты.

– Может, мне с вами? – предложил дедушка.

– Вам правильнее с Дашей оставаться.

– Считаете, что я сама за себя постоять не смогу? – спросила я.

Впервые за это время Иван Порфирьевич улыбнулся.

– Боюсь преступника наедине с вами оставлять! – пошутил он и закрыл дверь с той стороны. И уже оттуда счел нужным подсказать: – Запритесь!

Дед тут же повернул защелку, но Иван Порфирьевич, видимо, не успел еще отойти от дверей и сказал:

– Осмотритесь тщательно. Обнаружите что постороннее, ни в коем случае не прикасайтесь.

– Это он про что? – не понял дедушка.

– Наверное, про бомбу, – не подумав, сказала я.

К счастью, дедушка на эту версию лишь хмыкнул. Но сказал правильно:

– Лучше перестраховаться, хотя про бомбу я не верю.

– Мы бы и в отраву час назад не поверили.

В купе, понятное дело, ничего не изменилось с нашего из него ухода. Если не считать снятых занавесок и дыры в окне, аккуратно прикрытой плотной картонкой. Но все равно из дыры изрядно насыпалось угольной сажи, что вылетает с дымом из паровозных труб. Скатерть проводник убрать не додумался, так один ее угол стал совсем черным. Ну да это дело поправимое, уберут, выстирают…

– Даша, раз уж велено осмотреться, ты залезь на полку и глянь, нет ли чего за чемоданами, прежде чем я их доставать стану.

– Какой умный у меня дедушка, – сказала я ласково. – Я тебе еще спасибо не сказала, что так ловко меня вытащил. Даже не испугалась!

– Лезь давай, подлиза. Ну что? Пусто?

– Ну как же пусто, когда здесь два чемодана и корзина? Но кроме них ничего! Который чемодан сначала спускать станем?

Спустя пять минут мы переоделись. Платье стоило бы погладить, но сейчас было не до того. Иван Порфирьевич, тоже успевший одеться, ожидал нас у входа.

– Так, жизнь начинает налаживаться, вот и в неглиже [33]бегать перестали, – произнес он с горькой усмешкой. – На чем мы с вами остановились?

– На том, каким образом преступник собирался войти в купе, заполненное отравой, – напомнила я и сама же стала отвечать на этот вопрос. – Можно было дождаться, пока яд рассеется, затаить дыхание, войти и открыть окно. Можно было войти раньше, если закрыть рот влажной тряпкой.

– Откуда ты все это знаешь? – чему-то возмутился дедушка.

– Папа разъяснял. Ты нередко сам при этом присутствовал. Может, оттого так правильно себя и повел, что многое запомнил?

– Даша, Афанасий Николаевич! – остановил нашу полусерьезную перебранку Иван Порфирьевич. – Может, вы скажете и о том, как можно сквозь замочную скважину отраву влить?

– Самый подходящий способ – воспользоваться шприцем! – выпалила я. Очень было похоже, что наступил момент, когда пережитые неприятности начали доходить до разума, и меня начинало колотить мелкой дрожью. Но когда я думала и говорила, дрожь отступала. Вот я и говорила все подряд, и то, что нужно, и то, что просто на язык подворачивалось. Но по поводу шприца я угадала. Иван Порфирьевич достал из кармана платок, развернул его и показал разбитый медицинский шприц.

– От него еще попахивало, когда нашли. Пришлось помыть, но сейчас он уже безопасен.

– А отпечатки?

– Это уже скорее из области желаемого, чем возможного. Не станет наш злодей отпечатки оставлять. Не столь он глуп. Хотя от шприца небрежно избавлялся, хотел его между вагонами вниз выкинуть, а оно не получилось.

– Если хватило ума на нас напасть, могло хватить и на прочую дурь! – резко сказал дедушка. – Это ж надо, две души загубить, чтобы только в купе это треклятое пробраться! И зачем ему туда нужно было-то?

– Там какое-то время ехал господин Соболев, – нехотя ответил Иван Порфирьевич.

– Вон оно что! Я уж начал думать, что вы не правы, что ему не нужно было туда попасть, а нужно было нас со света сжить!

Дедушку тоже начинало с запозданием колотить нервной дрожью. Иван Порфирьевич все это понял и постарался занять нас разговором. Понятно, что любые иные темы мы бы сейчас просто не смогли воспринимать. Так что пришлось ему говорить про происшедшие события. Может, и правильно, я вот уже начала чувствовать, что сейчас выговорюсь и мне станет много легче.

– Что ж, и такая версия имеет право на существование, – сказал Иван Порфирьевич. – Но давайте тогда поищем мотив. К примеру, преступник мог посчитать, что мы продвинулись в его розысках далее, чем это есть в самом деле. А то, что жертвой избрали вас, а не меня, – задумчиво произнес Еренев, – говорит о том, что либо в глазах злодеев ваш авторитет сыщика выше моего, либо…

– Либо мотивом была месть, – поежилась я. – То есть кто-то из злодеев, как вы их поименовали, был связан с теми преступниками, что были осуждены по одному из двух дел, в которых я принимала участие. Притом связан был настолько близко, что пошел на месть, очень и очень сильно рискуя. Осужденных всего двое – Микульский и Птижан, то есть Тихонравов.