Евгения Овчинникова - Обычные люди

Этот двор был больше. Дверь в подвал старик отыскал почти сразу. Проржавевший искривленный козырек прикрывал пять ступеней вниз. Окна тускло светились. Дверь ниже человеческого роста тоже была проржавевшая, запертая снаружи на крошечный замочек. «Ничего, — подумал мужчина. — Зато есть окна». Он спустился на две ступеньки вниз и, вытянувшись, заглянул в ближнее окно. Трубы парового отопления, на которых греются кошки. Метлы, грабли и другие инструменты стоят в углу, рядом — перевернутая вверх дном тачка. Лампочка на проводе. Связки старых книг — на макулатуру. Рейки и доски. На вбитых в стену гвоздях — рабочие тужурки дворника. И почему-то посередине подвала стояла игрушечная розовая коляска — с такими ходит малышня на площадках. Старик устало присел на парапет, думая о коляске и о том, как она могла тут оказаться. Наверное, дворник приходит сюда с детьми. Хотя какая разница.

Дети не здесь. Уже в котором месте он находит только кошек и инструменты дворников. Тошнота и привкус во рту вернулись резко, в одну секунду. Он успел вытащить из кармана телефон, отыскать в списке сообщений контакт «Таня» и послать ей: «Они не здесь. Я снова ошибся». В ответ мгновенно прилетело: «ГДЕ ТЫ?!», а потом: «Мы обыскались!» После второго сообщения телефон зазвонил, на экране высветилось то же имя — «Таня», и старик пытался нажать на зеленую кнопку, но палец не слушался. Последнее, что он слышал перед обмороком, была развеселая песенка с птичьим пересвистом.

Его обнаружила лежащим на ступеньках подвала продавец из магазина для парикмахеров, куда он не дозвонился. Она и вызвала скорую. Мужчина открыл глаза, когда по стенам колодца забегали красные и синие переливы. Он видел, как над ним озабоченно склоняются люди в синей униформе, светят в глаза фонариком и спрашивают, как его зовут. Он все слышал, но не мог ответить. Он мог думать сейчас только об одном — что дети по-прежнему не найдены, что они где-то здесь, в одном из темных дворов-колодцев Петербурга, присыпанных прошлогодним песком, и никто не ищет их. И никто за ними не придет.

Утром того же дня на другой стороне земного шара, в Сан-Франциско, в месте, где Чайна-таун граничит с историческим центром, а в зданиях соседствуют офисы и квартиры, занятые китайскими семействами, веганские кафешки и пышущие жаром открытые кухни с подвешенными за шеи коричневыми копчеными утками, по одной из улочек, которые еще не центр, но уже не китайский квартал, шел молодой человек. Стройный и очень красивый, с тонкими, по-девчачьи нежными чертами лица. На нем была джинсовая куртка, обтягивающие камуфляжные штаны, а за плечами рюкзак, тяжелый, судя по тому, как натягивались его лямки и как молодой человек время от времени вскидывал рюкзак повыше. Он шагал легко, периодически сверяя свой маршрут с картой на телефоне, и иногда смотрел на номера домов, чтобы убедиться, что идет в правильном направлении.

Больше всего он был похож на бывалого туриста, вернее, на путешественника, из тех, которые никогда не живут на одном месте, а странствуют из страны в страну и из города в город, нигде надолго не задерживаясь. Такие люди знают, как быстро и дешево долететь из Киото в Нью-Йорк или из Лондона во Владивосток. Им известно, как прожить в мегаполисе неделю и потратить всего пятьсот долларов — это включая гостиницу, еду, транспорт, сотовую связь и открытки домой с фотографиями достопримечательностей. Такие туристы собирают впечатления, легко перемещаясь по земному шару и не чувствуя преград в виде виз, денег и бытовых проблем. Их заграничный паспорт пестрит штампами десятков стран, даже самых экзотических. Тут, конечно, могут быть и Турция, и Египет, и Таиланд, но эти путешественники далеки от отелей, где «все включено», пляжей, дискотек и прогулок на ко раб ликах с обедом, фольклорным представлением и рыбалкой.

Молодой человек не обращал внимания ни на уток, ни на витрины с органическими капкейками, ни даже на магазинчики с яркой дребеденью, которая выплескивалась на тротуар в коробках: фонарики, магниты, губки для мытья посуды, поддельные Барби, искусственные цветы. Он не обращал внимания на зазывал и, когда они пытались схватить его за рукав, ловко обходил их по проезжей части. Он был серьезен и сосредоточен. Только один раз остановился у ларька с сувенирами, несколько минут рассматривал открытки на вертящемся барабане. Открытки были выцветшие от долгого пребывания на солнце, но продавец привлек внимание молодого человека несколькими словами на китайском и вытащил из-под прилавка пачку новых, ярких. Юноша коротко кивнул и, покрутив барабан, достал картинку: ночной Сан-Франциско, фото с вертолета. Показал ее продавцу, дождался, когда тот отыщет такую же открытку среди новых, и молча протянул ему долларовую монетку. Продавец взял монетку, положил ее в кожаную сумочку на животе и занялся своими делами. Покупатель несколько секунд постоял, ожидая сдачи, потому что на ценнике значилось «С50», но у продавца вдруг обнаружились безотлагательные дела в подсобке, и молодой человек, усмехнувшись, покинул лавку.

Наконец он нашел дом, который острым углом врезался в перекресток шести улиц, сверился с номером и с картой в телефоне и стал обходить здание по восточной стороне, всматриваясь в вывески. Офисы, маникюрные салоны и кафе. Наконец во множестве пестрящих вывесок, как бы стремящихся перекричать друг друга, он отыскал нужное название: «SunFr Center Hotel» — и, прежде чем позвонить, полюбовался треугольником пирамиды «Трансамерика».

Дверь щелкнула после первого же звонка. В крошечной прихожей стояла тумба, над ней висело зеркало. Молодой человек бросил взгляд в зеркало и затормозил перед ним, рассматривая едва заметную россыпь красных пятнышек на лбу. Гостиница была из тех, что застряли в пятидесятых: ковры на полу и лестницах, вдоль стен — обитые красным бархатом диваны с деревянными подлокотниками, так и манящие присесть. Медные шишки на перилах натерты до блеска, а сами перила и мебель — чистые, но не настолько, чтобы к ним было страшно прикоснуться, чтобы не испачкать. Здесь было приятно и уютно. И администраторы, две женщины лет пятидесяти, завитые и накрашенные так, как не завиваются и не красятся уже лет тридцать, были не слишком приветливы, даже не поздоровались сразу, но от них веяло благожелательностью и спокойствием: дескать, всему свое время. Они были заняты — та, что постарше, печатала на клавиатуре одним пальцем, другая, помоложе, с бантом на блузке, раскладывала письма и посылки в ячейки номеров. Потом, будто не замечая гостя, она разложила на краю стойки аккуратной горкой одноразовые гигиенические наборы в плотных матовых пакетах. Сквозь них просвечивали шампунь, кондиционер, зубная щетка и паста, бритва с двумя лезвиями и ребристой объемной ручкой. Лежало что-то еще, неразличимое. Одно разовый набор — лучше не придумаешь. Пока молодой человек разглядывал разложенное на стойке, женщина с бантом закончила дела и, обратившись к гостю, спросила, бронировал ли он номер. Гость ответил утвердительно. Тогда она попросила паспорт.