Евгения Овчинникова - Обычные люди

— Где девчонки? — спрашивал голос в гостиной.

— Не знаю, наверное, в гостевых каютах, — ответил кто-то чуть слышно.

— Кто еще на борту? Есть еще охрана?

— Нет, только эти двое.

Помощник капитана, больше некому говорить таким нежным голосом. Капитан и повар были огромными басистыми детинами.

— Оружие есть у кого-нибудь?

— Я… я не знаю. Наверное, только у синьоры Альбертины.

— Кто еще на борту?

— Синьора Альбертина, этот русский и его девочки. Еще капитан и повар. Горничная. Два охранника.

— Где гостевые каюты?

Ответа Павел не услышал. Должно быть, помощник кивнул в сторону лестницы. Судя по дрожащему голосу, он умирал от страха.

Услышав шаги в гостиной, Павел прижался к стенке и замахнулся топориком. Шаги гулко звучали по металлической лестнице. И как только в проеме появилась фигура мужчины, Павел что было сил рубанул. Но фигура неожиданно быстро отпрянула, а его кинуло вперед вместе с топориком. Он почувствовал удар по шее и потерял сознание.

Когда мне впервые рассказали, что случилось, я не поверила. Казалось, меня разыгрывают — на борту «Королевы тунцов» состоялось нешуточное сражение, а мы с Мирой спали, нежась в пушистых халатах.

Я проснулась от того, что меня сильно тряхнули за плечо.

— Вставай, — сказал грубый голос, и раздалось шуршание.

— Папа, ну еще чуть-чуть, — заныла я, как в детстве по утрам, но тут же глаза распахнулись сами собой. Голос был не папин, и говорили по-английски.

— Вставай, — повторил он, и меня снова тряхнули за плечо.

Я села. У кровати стоял один из агентов с пляжа Майами. На нем был полиэтиленовый дождевик, словно он с ног до головы облачился в пакет.

— Дождь пошел, да? — спросила я его.

Ответа не было.

В каюте напротив завизжала Мира. В просвете между дверью и моим Смитом я видела, как ее вытаскивает из постели другой безликий. Совсем неделикатно — он волок ее за руку, она упиралась, визжала и била его кулаком. На нем тоже был дождевик, который шуршал от каждого ее удара.

— Когда вы от нас отстанете? — задала я еще один вопрос, и снова мне не ответили, зато схватили за руку и потащили. Я сопротивлялась только потому, что не сопротивляться было бы странно. Чутьем я понимала, что на этот раз мы не отобьемся, не сбежим, потому что бежать некуда.

Яхта раскачивалась, и я надеялась, что похитители потеряют равновесие и одной из нас удастся вырваться. Но, несмотря на качку, они шагали крепко и тащили нас за собой. Вот Мире удалось выкрутить руку, и она на бросилась на своего Смита, лязгая зубами, — хотела укусить, но он увернулся, схватил ее сзади за шею, вывернул руку и повел перед собой.

— Давай полегче, да? — заорала я ему.

Мы упирались и визжали довольно громко, и я удивилась, что на наши крики никто не вышел. Нас вывели на палубу в зазоре между гостиной и спуском в гостевые спальни. Темная ночь дунула холодным соленым ветром. Яхта ухнула вниз, мы едва не упали, и в свете качнувшегося подвесного фонаря я увидела, что у лестницы в гостиную лежит папа. Когда мы прошли мимо, он поднялся и бросился на моего безликого, и одновременно я вывернулась и вцепилась зубами в державшую меня руку. Похититель заорал. Из ниоткуда появился третий агент и оттянул папу за шиворот. Я брыкалась, и Смиту пришлось остановиться, чтобы перехватить меня крепче. Пока мы толкались, папа вырвался, и в болтающемся световом пятне я увидела, что у него в руке маленький нож. Он размахивал им перед носом третьего похитителя, а тот уворачивался.

— Папа! — страдая, что не могу ему помочь, крикнула я.

Он с удвоенной силой стал размахивать ножом.

Но третий человек без лица, явно тренированный в ближнем бою, перехватил папину руку с ножом, заломил ее и, когда тот согнулся, ударил его в грудь. Папа мешком свалился на палубу и замер. Его соперник пнул ножик, и тот соскользнул с палубы в море. Я все еще сопротивлялась: визжала, кусалась и царапалась, — и на подмогу моему Смиту пришел третий похититель. Он схватил меня за шею и за плечо с другой стороны. Тащить меня вдвоем получалось быстрее, хоть я и не переставала драться. Позади раздался шум, и мое второе плечо отпустили. Мы оглянулись — папа поднялся и снова налетел на агента, нелепо размахивая руками и ногами. Его нос и кулаки были разбиты.

«Человек-картошка наносит последний удар», — промелькнуло у меня в голове перед тем, как папин противник опять ударил его в грудь. Папа согнулся. А потом произошло ужасное. Человек в дождевике поднял пистолет и выстрелил в него. Раздался щелчок, но папа упал не сразу. Он выпрямился, сделал несколько шагов ко мне, протягивая руку, а потом рухнул и замер на палубе.

Я заверещала. Безликий ослабил хватку, и я рванула к папе, от ужаса ничего не соображая.

— Папа! — снова крикнула я.

Я смогла подбежать к его неподвижному телу, но меня снова перехватили в четыре руки. Я пинала воздух, выла и тянула к нему руки, но ничего не могла сделать. Меня донесли до лестницы, ведущей с борта. Там к борту яхты прижимался небольшой катер. Судя по приглушенным воплям, Мира была уже на нем. Я поняла, что нас собираются увезти в ночи на этом суденышке и никто нам не поможет. Но самым ужасным было то, что папа остался неподвижно лежать на палубе под раскачивающимся фонарем и на холодном ветру.

— Пустите меня! Папа! — кричала я, пока они пытались перевалить меня через борт, на чужой катер, с которого уже протягивала ко мне руки черная тень. Я рыдала и отбивалась руками и ногами.

— Черт, какая сильная, я не справляюсь! — крикнул один из Смитов.

И тогда другой достал что-то из кармана, прижал к моей шее и щелкнул. Я вздрогнула всем телом и потеряла сознание.

Альбертина проснулась оттого, что выспалась. Она сняла маску для сна. За окном была темнота, а из ее каюты, окнами выходящей на корму, открывался панорамный вид. Часы, вмонтированные в прикроватный столик, показывали половину двенадцатого. Альбертина с удовольствием потянулась и прислушалась. В каюте было тихо. Она улыбнулась, потому что любила тишину. На то, чтобы в каюту не доносилось ни звука извне, ушло несколько месяцев работы и много денег.

В двенадцать ночи на «Королеве тунцов» накрывали поздний ужин. Сегодня повар готовит свой фирменный пирог с бараниной. Павел и девочки скоро сойдут в Риме, но должны попробовать его. Альбертина, любуясь собой в туалетном зеркале с лампами по периметру, протерла лицо лосьоном, припудрилась, надела брючный костюм, точно такой, как прежний, только желтого цвета. Снова окинула себя взглядом в зеркале и осталась очень довольна. Обувь надевать не стала — сейчас хотелось остаться босиком. Она открыла дверь и вышла на палубу. Нужно было пройти несколько метров поверх камбуза и гостевых кают, оттуда вниз — и ты в гостиной.