Роберто Сантьяго - Тайна семи голов

– Доказательства чего? – спросил Камуньяс.

– Чего угодно, – сказал я.

В раздевалке «Кроноса» царил идеальный порядок. Не то что в нашей, с разбросанными повсюду одеждой и обувью. Логотип «Дрим» красовался повсюду: на рюкзаках, на одежде, развешанной на плечиках... Напротив шкафчиков даже был экран, на котором на бесконечном репите крутилось видео с «Дрим».

– Шкафчики! – громко зашептал Камуньяс при виде их.

В шкафчиках обычно хранят особенно ценные вещи.

– Да, да, – сказал я, – только говори ещё тише, пожалуйста, если не хочешь, чтобы нас застукали.

И мы начали каждый со своего конца один за одним открывать шкафчики «Кроноса».

– Может, найдём чёрный блокнот Хабермаса, – сказал Камуньяс. – Говорят, он записывает туда всё.

– Но мы даже не знаем, какой из шкафчиков принадлежит тренеру, – возразил я. – Если у него вообще есть свой шкафчик, к тому же, может, он хранит свою записную книжку совершенно в другом месте...

– Есть! – воскликнул Камуньяс.

– Что есть? – спросил я.

– Всё есть!

В руках у Камуньяса был чёрный блокнот. Блокнот Хабермаса!

– Как тебе удалось найти его так быстро?

Камуньяс немного потянул время, чтобы набить себе цену, а потом сказал:

– А ты посмотри на этот шкафчик.

На дверце было написано: ТРЕНЕР. Да, это и вправду оказалось не таким сложным делом.

– И что теперь? Что будем делать?

Я посмотрел на блокнот, и уже готов был что-то ответить, как вдруг в коридоре послышались шаги. Наверное, это «Кронос» возвращались с тренировки.

– Бежим, – шепнул я.

Мы бросились к двери. И прямо в лоб столкнулись с ней...

– Что делать здесь? – спросила она.

Мы с Камуньясом посмотрели на Нихал и улыбнулись. Это была, конечно, она.

– Что делать в раздевалке нашей? – повторила Нихал свой вопрос.

– Что делаем... – сказал Камуньяс, пытаясь импровизировать. – Скажи лучше ты, Пакет, что мы тут делаем.

– Мы просто... ничего... – сказал я. – Мы просто ошиблись дверью. Мы искали свою раздевалку, и...

– Раздевалка ваша маленький, наша большой. Невозможно перепутать, – сказала она.

– Это да, – сказал я.

Я не знал, что ещё сказать. Камуньяс сглотнул. Похоже, у него тоже не было идей. Мы с Нихал переглянулись. Я уже говорил, что у неё очень тёмные глаза, и когда она серьёзно на тебя смотрит, становится страшно. Я не знал, что делать. И что говорить. Если Нихал настучит своим, у нас будут очень большие проблемы. Вдалеке послышался шум. Остальные члены команды спускались по лестнице. И тут я сделал это. Не думая. Не зная, почему. Я подошёл к Нихал... и обнял её.

Нихал парализовало. Кажется, это было последнее, чего она ожидала в этой жизни. Я посмотрел на неё и пожал плечами.

– Тебе было неприятно?

Нихал не ответила. Камуньяс толкнул меня вбок.

– Надо идти, – сказал Камуньяс. – Пойдём.

И потянул меня за руку.

– До свидания, – сказал я.

Нихал слегка кивнула. И мы с Камуньясом умчались, пока не пришли остальные.

– Вы с ней встречаетесь? – спросил Камуньяс.

– Не говори ерунды, – ответил я. – Я обнял её, чтобы отвлечь внимание.

– Ага, – кивнул он.

Наконец, мы вбежали в нашу раздевалку. С чёрной записной книжкой Хабермаса.

Записная книжка вся была испещрена схемами расстановок и рисунками. Ещё там были какие-то номера и пароли. Множество страниц, исписанных и разрисованных от руки. Была только одна проблема.

– Тут всё на немецком! – воскликнула Алёна.

Мы столпились вокруг чёрной записной книжки, словно это был магический объект. В результате было решено отправиться в гостиницу, чтобы спокойно в номере посмотреть, сможем ли мы обнаружить на этих страницах что-нибудь полезное.

– Кто-нибудь знает немецкий? – спросила Мэрилин.

– Я знаю английский, – сказала Анита, у которой всегда были пятёрки по английскому.

– А я – французский, – сказала Алёна.

– Я – галисийский немножко знаю, – сказал Томео, который уже достал нас своими рассказами о том, как в августе он поедет к бабушке и дедушке в Галисию.

– Ну и к чему нам галисийский? – спросил Камуньяс.

– А ни к чему, – сказал Тони. – И книжка эта, по ходу, нам совершенно бесполезна.

По правде говоря, чем дольше мы смотрели на исписанные немецким страницы, тем яснее становилось, что иметь блокнот Хамермаса и не прочитать его равносильно тому, чтобы не иметь его вовсе. Мы находились на сорок четвёртом этаже отеля «Бали». Солнце било через окна. Внизу призывно блестело море.

– Могли бы сейчас спокойно на пляже валяться вместо того, чтобы тратить время на эти дурацкие расследования, – сказал Грустный.

И он был прав, чего уж там. Думаю, в тот момент мы все немного расстроились. На следующий день нам нужно было играть в финале. В самом главном матче в нашей жизни. А мы тратили время на расследования, которые пока ещё никуда нас не привели.

– Смотрите, смотрите, – воскликнул Восьмой, показывая на экран телевизора, который кто-то уже успел включить.

Показывали Люсьена. Похоже, это были новости. Я взял пульт и увеличил громкость. На экране демонстрировались архивные кадры с Люсьеном, а диктор тем временем говорил, что после таинственного ухода знаменитого футболиста из «Кроноса», распространяется всё больше слухов о том, что Люсьена завербовала одна из крупных футбольных команд. И что он может стать самым молодым игроком, дебютировавшим в профессиональной лиге. Среди команд, которые могли переманить к себе Люсьена, назывались «Реал Мадрид», «Манчестер» и даже команда его родного города – «Пари Сен-Жермен».

Хотя, по правде говоря, всё это были только слухи, и никто не знал, что же на самом деле стало причиной его ухода. Потом ведущий перешёл к другим новостям футбола. Алёна выключила телевизор. Казалось, она ужасно сердилась на Люсьена.

– Ну так... С блокнотом-то что будем делать? – спросил Камуньяс.

– Можно попробовать поискать переводчика, – сказал я.

– И где, интересно знать, мы найдём сейчас человека, который знает немецкий и согласится нам помочь?

Мы все задумались. И тут в дверь постучали. Кто это мог быть? Возможно, тот, кто разрешит наши проблемы. Или совсем наоборот. Я медленно подошёл к двери и открыл её. Увидев, кто стоит на пороге, я чуть в обморок не упал. Это был мой отец. И он пришёл не один.

Рядом с отцом стояли Алисия и Фелипе.

И моя мать.

И отец Камуньяса.

А позади всех... Хабермас.

– Папа, – сказал я, – когда ты приехал? Что ты здесь делаешь?

– А ты как думаешь? – спросил отец и прошёл в номер в сопровождении всех остальных.

– Пакет, как ты мог? – сказала мама.

И посмотрела на меня так, будто я совершил преступление.

– Что вы себе позволяете? – воскликнул мой. отец.