Анна Дубчак - Тайна оранжевого саквояжа

И тут Маша, не осознавая, видимо, что она делает, достала из рюкзачка косметичку, вынула оттуда пудреницу и несколько раз махнула пуховкой по своему носику. Забывшись, она на эти несколько секунд снова превратилась в Ларису или другую актрису, для которых внешность — это все. Захлопнув пудреницу, она, словно очнувшись, осмотрелась, пожала плечами и довольно театральным тоном произнесла:

— Какого черта?! Почему мы не едем?!

И Горностаев, пользуясь моментом, повторяя ее движения, закрыл с хлопком свой блокнот, сунул его в бардачок и взялся за руль.

— Ну что ж, раз дама требует — я готов! — и включил зажигание.

Ровно в полночь, когда Маша, перебравшаяся назад, к Пузырьку, крепко спала с ним в обнимку, а из магнитофона вдруг полилась медленная и убаюкивающая мелодия, напоминающая колыбельную, Сережа снова съехал с обочины и углубился в лес. Он помнил рассказы отцовских друзей-автомобилистов про то, какие бывают последствия от того, что водитель засыпает. Вот и Сергей почувствовал, что хочет спать. Глаза сами слипались, и он, боясь сна на дороге, решил тоже хорошенько отоспаться.

Заехав в густые заросли деревьев, он заглушил мотор, потушил фары и осторожно, стараясь не разбудить спящих Машу с Никиткой, разложил сиденья, превратив их в довольно плоский диван. Подложив им под головы подушки и укрыв пледом, он поймал себя на том, что испытывает к этим трогательным в своей беззащитности существам необыкновенно теплое чувство.

Лунный свет, падающий сквозь стекло на Машину голову, заставлял так красиво сверкать ее рассыпанные по подушке волосы, что Сережа не выдержал и осторожно потрогал их. Они были шелковистые и блестящие. Брови Машки были нахмурены: она явно переживала во сне все то сомнительное и неприятное, чего боялась выдать в реальной жизни. Возможно, она объяснялась с «гаишниками» или убеждала в правильности своего решения родителей. А может, упрекала его, Горностаева, в легкомыслии и безответственности?

Сережа лег на самое неудобное место, поближе к водительскому и, упираясь ногами в руль, тоже прикрылся пледом и закрыл глаза.

Тишина успокоила его. Если и бродили где-то поблизости «преступные элементы» или представители нечистой силы, то пока они их не тревожили. Но все же береженого Бог бережет, подумал Сергей, прижимая к себе с нежностью и осторожностью (как если бы это была Машка из его снов, совершенно другая и более понятливая) монтировку…

Утром он встал раньше всех, вышел из машины, вдохнул полной грудью свежий и прохладный запах просыпающегося леса и чуть не оглох от птичьих голосов. Задрав голову к ярко-голубому небу, он помахал рукой сидящей с недовольным видом на ветке сосны вороне: «Привет, подруга. Я помешал тебе? Ну, извини, так получилось…»

Где-то за лесом вызревало солнце. Оно должно было принести и новый день, и тепло.

Сергей расстелил на поляне специально прихваченную хозяйственной Машей клеенку в красных маках, достал хлеб, масло, сыр, колбасу и приготовил бутерброды. Потом разложил «на столе» кружки и в самый центр поставил термос с кофе.

«Молодец, Пузырек, толковый парень», — тепло подумал он о Никитке, как вдруг увидел его самого.

Взъерошив волосы на голове, он сладко потягивался в машине, после чего вышел из нее и, как щенок, сделал несколько смешных, словно отряхивающихся движений — он просыпался.

— Доброе утро, — буркнул он, стесняясь, видимо, самого себя. — Давно встал?

Но больше он уже ничего сказать не успел. Из машины вывалилась, протирая глаза, взлохмаченная и мрачная Машка.

— Полцарства за водоем, — выпалила она раздраженно и, продираясь сквозь заросли, углубилась в лес.

Мальчики понимающе переглянулись. Они понимали, что перед тем как предстать во всем своем блеске, Машке понадобится как минимум полчаса.

— Я взял воду и для того, чтобы умыться, — вдруг вспомнил Пузырек. — Зря я, что ли, специально отмывал пластиковые бутылки? Давай польем друг другу на руки, умоемся, проснемся окончательно. А то у меня глаза не открываются полностью.

Они так и сделали. После чего расселись вокруг клеенки на свернутых пледах, соорудив из них нечто вроде мягких сидений, и стали поджидать Машу. Но она все не возвращалась. Больше того, из глубины леса не доносилось ни звука, словно Машка им померещилась и никуда на самом деле и не уходила. Будто она до сих пор спит в машине.

— Значит, так, — встревожился Сергей. — Я пойду в лес, а ты сиди здесь и жди. Возьми у нее из рюкзака «Антидог», а я пойду с монтировкой. Если что — жми на сигнал и ничего не бойся.

И Пузырек, ни живой ни мертвый от страха забился в машину, заперся и схватился за руль.

Сергей, раздвигая руками ветки, стал продираться к светлому пятну, маячившему за густыми зарослями орешника и дикой малины. И вышел на поляну. Покрытая ровной ярко-зеленой травой, она заканчивалась обрывом. С бьющимся тревожно сердцем Горностаев бросился вперед и чуть не сорвался вниз, на ровную песчаную площадку, покрытую в редких местах островками с травой, за которой блестело, как блюдце с синим чаем, ровное круглое озеро. И в нем, в утреннем, пронизанном первыми солнечными лучами блеске он увидел тоненькую, словно сотканную из прозрачных капель воды, фигурку. Это была Машка, плескающаяся в воде как молодой бесстрашный зверек.

Сергей только сейчас увидел надетую на камень «колонизаторскую» панаму Машки. Словно ее нахлобучили на голову пытавшегося вылезти из песка упыря или водяного. Рядом лежала аккуратно свернутая одежда.

— Убить тебя мало! — крикнул он самое нежное, на что только был способен в своем разъяренном состоянии.

— Горностаев, а ты не забыл плавки? — вдруг услышал он такие родные ему язвительные нотки в ее голосе, что лишь усмехнулся и принялся расстегивать джинсы. Минута — и он тоже бросился с диким криком в сверкающую, полную хрустальных ледяных брызг воду…

К обеду погода испортилась, начался дождь, и чем ближе они были к желаемой цели, тем темнее становилось небо. Дождь перешел в злой, хлесткий ливень, заливавший ветровое стекло и мешавший скорости, которую пришлось, конечно же, сбавить. На пути им встретились две аварии, и Маша, завернувшись в плед и глядя на проплывающие мимо искореженные машины, готова была повернуть обратно.

— И кто только придумал эти машины, катались бы на лошадях… Они такие добрые, сахар любят… — Ясно было, что она захандрила.

Никитка же, напротив, как мог приободрял Сергея и до самого Саратова благополучно играл роль послушного и проворного «сыночка», бегающего к окошечку заправочной станции, чтобы заплатить за бензин и даже сам засовывал шланг в бензобак. Эти минуты, не считая, конечно, встречающихся постов ГАИ, были самыми волнительными. И Маша, когда такой вот пост оставался далеко позади, поворачивалась к ним и, показывая язык, возмущалась подобным положением дел: