Майя Кладова - Найти свет в сумерках

– Давай и мне, – сказала я, – тоже буду расклеивать.

Лера благодарно протянула мне треть своей стопки.

Мы разделились по противоположным сторонам проспекта и принялись за работу.

«Надо же, она лежала в больнице, где работает моя мама, – заметила я, разглаживая на столбе лист. – Только, наверное, в другом отделении».

В течение двух часов я механически выполняла возложенную на себя задачу, а сама понимала, что мысленно я уже нахожусь в той самой больнице. Скорее всего, Ксения лечилась в инфекционном отделении, а там у меня есть знакомая, тетя Таня, с которой мама дружит много лет. Я пару раз с ней встречалась: на новоселье в нашей квартире и недавно возле больницы, когда приносила маме забытый ею обед. Тогда еще я бегала в магазин за кофе по просьбе тети Тани.

Дома я попросила у мамы контакты ее подруги, коротко обрисовав ситуацию.

– Майя, ты решила поработать за полицию? – укоризненно спросила мама, раскладывая по тарелкам ужин, – уверяю тебя, они там были, все тщательно осмотрели и со всеми пообщались. Заведующая даже успокоительное пила несколько дней. Еще всем прилетит за эту пропавшую девочку.

– Ну мам… это нужно мне самой. Просто для того, чтобы меня не мучила совесть. Я знаю ее брата и Полину, и они ведь нам помогли, ты же помнишь.

– Конечно, помню, – вздохнула мама, присев на стул, – но что ты хочешь там увидеть? Это инфекционное отделение, девочка лежала с пневмонией после ОРВИ. После нее палату тщательно вымыли, ты не найдешь там улики, как показывают в фильмах. Отвлекать персонал от работы расспросами – это тоже неправильно.

– Я понимаю. Я не буду никого отвлекать. Просто чувствую, что мне нужно туда сходить. Может, это мне моя совесть подсказывает. А может, интуиция. Но если не съезжу, то буду мучиться до конца своих дней, – с пафосом закончила я.

– Вот таких фраз, пожалуйста, не надо, – ответила мама.

Она встала, взяла телефон и набрала номер. А я поздравила себя с успешно проведенными переговорами.

На следующий день я с повязкой на лице, в белом халате и перчатках бежала по больничным коридорам, стараясь не отставать от энергично шагающей тети Тани.

– Надо же, оказывается эта девочка – твоя подруга, бывают же такие совпадения, – вздыхала на ходу мамина подруга.

– Да, тетя Таня, я очень теперь переживаю, – отзывалась я, – хочу просто побыть там, где она была последние дни…

Тетя Таня подошла к дежурившей на посту медсестре, что-то ей сказала и поспешила обратно, строго мне напомнив: «Ничего не снимай!»

Я согласилась, поплотнее укутавшись в выданный мне халат.

– Ты – подруга Ксюши? – спросила меня невысокая женщина в очках.

– Да, здравствуйте, – отозвалась я, – простите, что отвлекаю вас. Я знаю, что здесь была полиция, но мне просто хочется узнать, в каком настроении была Ксения последние дни перед тем, как пропала. Я даже не могу спокойно спать, так была к ней привязана… мы дружили много лет, – продолжала врать я.

В глазах медсестры показались слезы.

– Да какое настроение, волновалась она, конечно. К ней приходила женщина, которая собралась оформить над ней попечительство. Женщина приятная, мне понравилась. А Ксюша после этого ходила, переживала. Рисовать перестала…

– Она рисовала? – спросила я и тут же прикусила язык. Я, как лучшая подруга, должна была знать об увлечениях Ксении.

– Рисовала просто необыкновенно! – воскликнула женщина, показав на стену, – это она мне подарила в прошлый раз. Она часто у нас лежала, здоровье-то у нее слабенькое.

Над письменным столом висела небольшая картина. На ней был изображен летний городской пейзаж: река, набережная, мост. На берегу, взявшись за руки, стояли женщина и маленькая девочка. Картина была выполнена профессионально: было не похоже, что ее нарисовала шестнадцатилетняя девушка.

«Хотя ведь у ее брата тоже художественный талант», – подумала я, вспомнив, как Ден искусно вырезал из дерева.

– Очень красиво, – вслух произнесла я.

– Да, красота, – поддержала меня подошедшая к столу пожилая женщина с ведром.

– Нина Валерьевна, вы уже помыли? – спросила женщину медсестра.

– Да, Валечка, я все, – ответила та.

– А вот это – подруга Ксюши Петровой, которая пропала, – медсестра кивнула на меня, – и по совместительству дочка Колесниковой Анастасии Игоревны с отделения неврологии.

– Да ты что! – удивилась женщина, оглядев меня с головы до ног. – Слушай, я тогда тебе отдам кисточку.

– Какую кисточку? – не поняла я.

– Ксюшину, – ответила женщина, – я ж на больничном была, когда Ксюшка пропала. Полицейские тут все исследовали, осмотрели, а я уж потом помыла палату. И представляешь, в матрасе нашла кисточку, которой Ксюша рисовала. Как-то эта кисточка завалилась туда. Ксюша-то рисовала по ночам, думала, что никто не видит. А днем отсыпалась. Ну ее особо не гоняли, жалко ее было. Детдомовская все-таки. А кисти-то эти дорогие, наверное, жалко выбрасывать. Я все-таки надеюсь, что вернется она в детдом. Подожди здесь.

Я согласно кивнула. Через пару минут женщина принесла мне маленький прозрачный пакет с художественной кистью. Я поблагодарила ее. Больничный «тихий час» закончился, мне стало понятно, что пора уходить. Попрощавшись с медсестрой, я направилась к выходу.

На улице я присела на лавочку в больничном дворике и достала кисточку. В живописи я ничего не понимала, даже не знала, из чего эта кисточка сделана. Тут на деревянной ручке я увидела надпись и напрягла зрение.

«Тикко Б., – прочитала я. – И что это значит? Это фамилия? Или слово?»

Положив кисточку в пакет и засунув его в карман, я направилась к выходу.

– Ну что, сидишь? – услышала я голос и обернулась. У ворот сидела рыжая дворняга с грустными глазами, а рядом с ней стояла Нина Валерьевна и выкладывала на землю кости, – уж извини, что не котлеты, к которым тебя Ксюха приучила.

Собака, услышав это имя, вскочила, заскулила и замахала хвостом.

– Нету, нету, ее, успокойся. Ешь, что дают, – сказала Нина Валерьевна и вздохнула, а потом увидела меня.

– Вот, прикормила Ксюха этого бедолагу. Бросала ему ночью из окна мясо, а сама всякими вредностями питалась. Все бегала тайно к автомату на втором этаже, покупала хлебцы с помидорами и базиликом. Знаешь, такие, в пакетиках, типа сухариков. По мне, так редкостная гадость. И разве это питание для болеющего ребенка? Я ее ругала, да что толку? И собака за ней кочевала: то в детдом, то опять в больницу. Ксюха-то часто у нас гостила, постоянно болеет. И не долечилась. Сбежала, глупая. Купит ли сама лекарство, не знаю… а ведь эти все ее постоянные простуды на сердце плохо влияют…

– Вы все-таки думаете, что она сбежала? – спросила я, погладив собаку.