Елена Усачева - Пятница – game over

Ко всеобщему удивлению, в 7-м «А» утром появились пропавшие несколько дней назад отличники. Емцова лично привел Костомаровский, на уроках сел рядом с ним и даже старательно написал диктант по русскому. Раньше за ним такого усердия в учебе не замечалось.

Последней порог класса переступила Ирка Крюкова. Она внимательно оглядела каждого присутствующего, словно удостоверяла их личность, а потом скользнула на свое место около стола учителя.

День промелькнул без происшествий. Иностранный, физра, химия, физика, русский. Под конец 7-й «А» собрался в кабинете истории. Ребята молча расселись по своим местам.

Когда Крюкова перестала ерзать на стуле, наступила тишина. От непривычного отсутствия привычных криков муха завозилась на кактусе, свалилась с колючки и загудела над классом. В ее сторону не повернулась ни одна голова, и муха возмущенно покинула неприветливый кабинет.

А не посмотрел никто на муху потому, что все глаза были устремлены в сторону Викентия Михайловича. Историк сидел за своим столом, уставившись на закрытый журнал, и молчал. Это было непривычно и странно. Всегда веселый, жизнерадостный учитель сейчас был грустным.

Но вот наконец он перестал изучать оранжевую обложку журнала и встал.

– Надо что-то делать, – произнес он и поднял глаза. Только сейчас все заметили, что глаза у него красные, что вокруг них залегли темные тени, а в уголках затаились хмурые морщинки. Учителя стало нестерпимо жалко, и все кинулись ему помогать.

Если бы муха слышала, какой поднялся шум, она бы с радостью вернулась, но муха была уже далеко… Уборщица поймала ее на тряпку, когда насекомое самозабвенно билось в мутное стекло, и отпустила на улицу. Так что мухе не суждено было узнать, чем закончилась эта история, хотя начиналось-то как раз самое интересное!

Стремительно несся вперед четверг. И уже за горизонтом проглядывала пятница. Та самая пятница, которая и решала болезненный для всех седьмых классов вопрос: кто поедет отдыхать в Болгарию?

Пока же 7-й «А» рассказывал своему учителю сведения, собранные за три дня. Сказано было много, в итоге осталось чуть. Даже самые неверующие поняли: в школе что-то происходит. Вот только кто это может делать, не догадывались даже самые сообразительные.

– Да «бэшки» это все творят! – гнул свое Макс. – Специально накормили своих слабительным, чтобы все думали, что и на них идет охота. Надеялись, видимо, что тех в больнице подержат до сегодняшнего дня. Не получилось! Теперь посмотрим, как они выкрутятся!

– Зря вы не допускаете, что это дело рук кого-то из наших!

За последние три дня и без того тощий историк еще больше похудел, щеки впали, нос с горбинкой заметнее обозначился на лице.

– Покажите мне его! – потребовал Костомаровский и тяжело опустил кулак на парту. Сидящий рядом Емцов вздрогнул. Он еще не привык к выходкам своего новоявленного соседа. – И этот кто-то будет доживать свой последний час!

Викентий Михайлович прикрыл глаза.

– Я разговаривал с учителями других классов, – тихо начал он. – Нигде нет такой истерии, как у нас. Ребята спокойно учатся, спокойно ходят на занятия и не срывают уроков выяснениями отношений. Если не считать вчерашнего отравления, все у них идет как обычно. И только у нас развернулась охота на Пугачева.

– На Пугачева? – встрепенулся Макс. – За Илькой? А он-то тут при чем?

Историк опустил лицо в ладони.

– Ты чего, совсем тупой?! – не выдержал Жека. – Пугачев – это же XVIII век! Мы вчера проходили. Он бунт поднял.

– Бунт… – разочарованно протянул Лавренко. – А я подумал, что все открылось…

– Значит, так. – Ладонь легла на журнал. – Бег по пересеченной местности отменить. Охоту за ведьмами тоже. Если вы и дальше будете так носиться, через одного в больнице окажетесь. А вы мне нужны живые и здоровые. Понятно?

– Викентий Михайлович, – лениво поднялся Костомаровский, – а что говорят другие учителя? Неужели они тоже считают, что «бэшки» случайно отравились?

– Я же говорю, – с нажимом заговорил историк, – хватит об этом! Охоту на ведьм устраиваете только вы. Ученики 7-й «Б» класса вчера отравились некачественными пирожками. А все потому, что не надо на улице всякую гадость покупать. Прекратите! – Со звонким хлопком ладонь снова легла на журнал. – Это, в конце концов, может стать опасно! Все, идите домой. И чтобы до завтрашнего утра на улице никто не показывался. Сидите за учебниками. Вы хотите поехать на море? – Класс загудел. – Вот и занимайтесь. Утро вечера мудренее.

Видимо, от удивления, что всех отпустили по домам, класс расходиться не спешил. Общий ступор нарушила Крюкова. Как самая деловая, она принялась копаться в сумке, убрала учебник, достала тетрадку, на секунду замерла и вдруг истошно завопила. От беспомощности историк схватился пальцами за виски и закрыл глаза. Из ребят кто шарахнулся в сторону, кто, наоборот, помчался выяснять, что произошло.

В руках у дрожащей Крюковой был черный листок, где белыми буквами было напечатано: «Если завтра придешь на контрольную, тебе хана».

Крупно так, уверенно.

Викентий Михайлович покрутил в руках листок, зачем-то понюхал надпись, поскреб ее ногтем.

– Я так понимаю, что подобные записки должны быть у всех, – устало произнес он. – Посмотрите в своих сумках.

Стриженов и Сидорова тут же полезли в портфели. У Емцова рюкзак проверил Костомаровский. От испуга Митька вообще пошевелиться не мог.

На стол учителя легло еще три черных листка.

– Фантастика! – прошептал Макс. – Мистика!

Владик озадаченно чесал затылок. От Емцова он не отходил ни на шаг, а Митька не выпускал из рук свой рюкзак. Эта записка если и могла попасть в его сумку, то лишь чудесным путем при помощи заклинания.

– Во время завтрака, – подал голос Стриженов. В отличие от всех он не встал с места, остался сидеть. Его записку передавал Лавренко. – Во время завтрака все портфели оставляют у входа в столовую. Тогда и подкинули.

Историк сложил записки и молча вышел из класса.

Все смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше. Расходиться по домам никто не собирался. Как раз сейчас все только начиналось.

– Он ошибется! – воскликнула Карина, и 7-й «А» повернулся к ней. Сидорова тоже сидела на своем месте, положив перед собой руки – одна забинтованная, другая сжатая в кулак. Взгляд у нее был напряженный. – Он не может все время выигрывать. Когда-нибудь он обязательно допустит ошибку!

Крюкова тихонько завыла.

– Ой, я дурак! – ахнул Стриженов, роняя лицо в ладони.

– Эй, ты чего? – осторожно подошел к нему Макс.

– Все бы могло закончиться еще вчера! – Жека не отнимал ладоней от лица.

– Ладно, подумаешь! – Лавренко растерянно пожимал плечами, не понимая, над чем в данной ситуации можно так убиваться. – Кончится же это когда-нибудь.