Александр Власов - Белый флюгер

— За ним! — определил Карпуха. — Знаешь что?.. Давай…

— Знаю! — опередил его Федька. — Идём!..

Дойдя до леса, тётя Ксюша обернулась. Отсюда, с холма, всё было видно. Дымились трубы в деревне. Семён Егорович, не слезая с коня, разговаривал с каким-то мужиком, стоявшим у калитки. Бугасов нёс на коромысле вёдра к дому. У колодца, где тропка была покрыта льдом, катались соседские мальчишки.

Эту уловку придумал Федька. Когда братья поравнялись с колодцем, тётя Ксюша подходила к лесу. «Ведь обернётся! Обязательно обернётся!» — подумал тогда Федька. Ничего не объясняя, он схватил Карпуху за руку, подтащил его к наезженной горке и заскользил вместе с братом вниз.

— Хитрый ты! — с уважением сказал Карпуха.

Федька не обратил внимания на похвалу. Он краешком глаза следил за женщиной. Когда она скрылась за деревьями, Федька засмеялся, довольный собой.

— Съела?

— Как же она Гришу-то оставила? — неожиданно вспомнил Карпуха. — Больной же!

— Такие уж люди! — неодобрительно сказал Федька.

— Какие?

— А такие, что за ними следить надо! Зуйко ночи не спит. Из-за них, наверно!.. Пошли, а то уйдёт!

— Может, лучше с Гришей посидим?.. Если дверь не заперта… А то и через окно можно кричать для весёлости.

— Отстань!

Федька рассердился потому, что и сам почувствовал сомнение. Нехорошо всё-таки следить за матерью своего дружка. Кто они такие, чтобы подглядывать за тётей Ксюшей? Зуйко ничего им не поручал. Да и он, может быть, пошёл совсем не за Семёном Егоровичем.

Так думали оба брата, нерешительно поднимаясь вверх по склону холма.

Припомнилось им, что и хлеб они едят соседский, и солонина — их же, и капуста. Правда, долг придётся отдавать, но другие и не подумали помочь Дороховым… А Прошка чьим сеном сыт?.. И откуда они взяли, что Зуйко из-за соседей поселился у них на чердаке?

Но тогда зачем дядя Вася тайком ждал врача, который дежурил около Яши? Крутогоров не такой уж свободный человек, чтобы тратить целый день на незнакомого мальчишку. И зачем Зуйко прятался на кладбище, когда хоронили Яшу?..

Братьев вновь охватила неприязнь к Семёну Егоровичу. Это он бил Яшу до кровавых рубцов. А что же мать глядела? Такая же, значит, как и отец! Рука у Яши была, как красно-синяя зебра. А ведь не пожаловался! Ничего не рассказал! Боялся, что ли? И Гришка твердил одно: «Страшно!».

Вспомнив всё это, братья перестали сомневаться и вошли в лес…

Второй раз тётя Ксюша посмотрела назад, когда уже подходила к железной дороге. Между лесом и полустанком было довольно широкое снежное поле, по которому тянулась к переезду дорога. По ней двигался взвод красноармейцев. Мальчишки пристроились сзади них. С полустанка ребят нельзя было заметить. Красноармейцы — рослые, крепкие.

— А если она на поезд — и мы поедем? — прошептал Карпуха.

Федька долго не отвечал. Он давно думал об этом и ещё не решил, как поступить, если тётя Ксюша действительно поедет на поезде.

Неизвестно, куда она поедет. Не потащатся же они за ней на край света!

— Чего молчишь-то? — спросил Карпуха.

— Не поедем! Дойдём только до полустанка, поглядим, куда она, — и домой.

Взвод пересёк железную дорогу. У будки красноармейцы сбили строй и гуськом пошли по бровке к семафору, где ожидали поезда несколько молочниц с большими бидонами. Там же была и тётя Ксюша. А братья спрятались за той самой будкой, из которой когда-то старый железнодорожник смотрел на арестованных Дороховых. Сейчас в ней никого не было. Старик ушёл куда-то. Никто не мешал братьям по очереди выглядывать из-за будки. Тётя Ксюша в сером пуховом платке, в желтоватых бурках медленно прохаживалась вдоль линии. На руке у неё висела небольшая сумка.

Наконец за поворотом прогудел паровоз. Состав был длинный и смешанный: впереди пассажирские вагоны, за ними — товарные, а сзади — ещё два пассажирских с разбитыми стёклами, с обгоревшими рамами, с продырявленной обшивкой. Их тащили, наверное, на ремонтный завод.

Когда поезд остановился, Федька снова выглянул из-за будки.

— Села. Можешь не прятаться.

Братья вышли на бровку. Посадка заканчивалась. Последние красноармейцы забирались в вагоны. На полустанке не осталось никого. Паровоз снова прогудел.

— Уедет! — вздохнул Карпуха.

Загремели буфера.

— Не уедет! — крикнул Федька и подтолкнул брата. — Садись!

Они на ходу влезли во второй от хвоста вагон, посмотрели друг на друга.

— Ну и будет нам от мамки! — сказал Федька, и оба виновато улыбнулись.

Внутри вагона со свистом кружился ветер. Он врывался через разбитые окна и дул с такой силой, что дух захватывало. Обгорелые скамейки были запорошены снегом. В проходе намело сугробы. Пронзительный холод сразу дал себя почувствовать. Ребята вернулись в тамбур — там хоть не так дуло.

— А что дальше? — спросил Карпуха.

— Что она, то и мы, — ответил Федька не очень уверенно.

— А что она?

— Не приставай!.. Увидим. На каждой остановке будем смотреть.

— А если она в Питер?

— И в Питере не ослепнем! — храбрился Федька.

В Петрограде братья никогда не бывали. Знали только, что это очень большой город. Такой большущий, что если утром с одного конца выйдешь, то только к вечеру до другого конца дойдёшь. И заблудиться в Питере легче, чем в лесу. Они и боялись, что им придётся поехать в этот город, и в то же время были бы огорчены, если бы им пришлось сойти с поезда раньше.

Но станции следовали одна за другой, а тётя Ксюша ехала всё дальше. Это братья знали твёрдо. Как только поезд сбавлял ход, они выглядывали один в правую, другой в левую дверь. Пассажиров было немного, поэтому мальчишки видели всех, кто выходил из вагонов.

Ехали уже около часа. Холод стал пробирать братьев. Чтобы согреться, они устроили в тамбуре петушиный бой. Каждый прыгал на одной ноге и старался посильней толкнуть другого плечом. Кто вставал на вторую ногу — тот и проигрывал. Потом они тёрли друг другу уши, а когда согрелись, поезд подходил к перрону Балтийского вокзала.

Федька выглянул в дверь и с уважением и страхом прошептал, оглянувшись на брата:

— Питер!

Платформа наполнилась людьми. Высыпали из вагонов и стали строиться красноармейцы. Все устремились в одну сторону — туда, где виднелось здание вокзала. По узкой платформе люди шли довольно густым потоком. Федька вытягивал шею, чтобы увидеть серый пуховый платок на голове тёти Ксюши. А Карпуха был пониже и смотрел на ноги. Он-то и заметил впереди желтоватые бурки, отделанные коричневыми полосками кожи.

— Вон она!

Тётя Ксюша теперь шла очень быстро, обгоняя других пассажиров. Её бурки так и мелькали.

У вокзала рядами стояли санки и тележки — самый ходовой транспорт того времени. Извозчиков в Петрограде было мало. Только один виднелся на привокзальной площади. К нему никто не подходил. Люди знали, что за проезд придётся платить хлебом.