Владимир Соколов - Подземный лабиринт

— А что же это? — глядя на свое отражение спросила Рита.

— Это картина, которая так и называется «Зеркало».

— Не может быть! — воскликнула Рита, потрогала рукой «Зеркало» и нащупала знакомую, еле ощутимую шероховатость красок. — Правда, краски, — глядя из художника» сказала Рита.

— Со своей гениальностью и с такими красками, я стану величайшим художником. Таким, какого ещё не знало человечество! — победно вскинув правую руку, сказал Сомов.

«Нескромно, — подумала девушка. — Вот только как великий художник объяснит убийства?»

Первое восхищение от картин прошло, и осталось только смешанное чувство горечи и разочарования.

— В этой лабораторий я написал лучшие картины. Некоторые из низ ты видела на выставках. Обо мне заговорили. Все критики наперебой стали хвалить меня. Несколько выставок прошло за рубежом. И до этого они не замечали меня, считали весьма средним. Я им доказал, чего я стою. Но это только начало. Я покорю весь мир! Однако хватит, — почувствовав явный перебор, сказал Сомов. — Однажды, когда я закончил картину «Зеркало» и был в восторженном настроении, почему-то я вспомнил о чёрном монахе. Какая-то сила потянула меня к тому месту, где он лежал. Не раздумывая, я схватил фонарь и пошёл туда. Он лежал всё там же. Чёрный призрак подземелья. Я снял с него плащ и пошел обратно в лабораторию. Когда я надел его и посмотрел на себя — был поражён. Я казался огромным, неземным существом. Фосфоресцирующий чёрный цвет, которое я никогда не видел раньше, казался фантастическим. Я выключил фонарь, оставив гореть лишь одну свечу. Эффект уменьшился. Я понял — в темноте плащ не имеет своей силы.

— Но что ты делал на кладбище и почему плащ светился и увеличивал тебя? Ведь было темно.

— Плащ я надевал тогда, когда шёл на могилу к своей жене. Это было только ночью, когда на кладбище не было посетителей. Выходя с кладбища, я всегда снимал плащ, чтобы никого не напугать. Но в тот день исполнилось как раз два года, как не стало Кати. Я стоил на могиле и вспоминал её. Я был расстроен так, что забыл снять свою ритуальную одежду. В моей руке горела свеча, которую я скрывал, скрестив руки на груди. И тут я почувствовал чей-то взгляд. Передо мной стояла девушка. Я узнал тебя сразу, потому что до этого видел несколько раз на своих выставках. Я понял, что ты сильно испугалась. Я замер, не зная, что делать.

— Но ты ведь погнался за мной?

— Ты свернула. А я побежал прямо и на углу снял плащ. Тебе просто показалось.

— И тебя же я видела возле нашего дома, когда темнело?

— Да, это был я. Я долго наблюдал за домом. Мне показалось, что никого внутри нет. Свет везде был выключен. Тогда я уже знал, что отец ищет подземелье и подбирается разгадке. Мне удалось узнать, что он хранит старые карты монастыря и окрестностей. Я хотел их похитить, чтобы хоть на время приостановить его поиски. Убивать я его не хотел. Но когда ночью на кладбище я увидел, как он открывает вход, я не сдержался. Он проникал в мою жизнь, в мою тайну! Два раза я подбрасывал ему записки, чтобы он прекратил поиски. Но он настойчиво продолжал искать. Он одержим этой идеей — найти подземелье.

— О том, что его предупреждали, папа никогда не говорил.

— Может быть, он считал, что это просто так, несерьёзно.

— И ты решил добить его в больнице?

— Я боялся, что как только ему станет лучше, он расскажет жене или следователю о каменном надгробии с ангелом.

В лаборатории снова воцарилась тишина. Рита обдумывала то, о чем ей поведал Сомов. Наконец художник заговорил:

— Все дольше я находился в подземелье и читал рукописи чёрного монаха, и со мной что-то стало происходить. Моя психика и моё восприятие мира менялись. Иногда я чувствовал, что я и есть черный монах, хранитель подземелья, его тайн. Всё это принадлежит мне. Это моё государство со своими законами.

Я решил похоронить чёрного монаха так, как хоронили остальных монахов. Ночью я обезглавил туловище, вынес его на поверхность и закопал в земле. А его череп положил в полукруглом зале на небольшом длинном столике, осветив это место факелами. Вы видели его.

Рита кивнула.

— Но к черепу была привязана лента, написанная на латыни. Ты же сказал, что многое не знал о нём. Что же ты мог написать?

— Я написал следующее: «Человек, который всех пугал, но шёл своим путём до конца».

— Странная надпись, — тяжело вздохнув сказала девушка. — Судя по всему, это бы твоё культовое место?

— Да, это было что-то вроде культа. Каждый день я приходил к черепу чёрного монаха и клялся, что продолжу его дело и сохраню тайну подземелья. Отныне я был хранителем и чувствовал, что чёрный монах всегда стоит за моей спиной.

— Там, в нише, я видела восковую фигуру Дюрера. Зачем?

— Моя жена Катя была искусствоведом. Дюрер был её любимым художникам. Вот я и сделал его восковую фигуру в монашеском одеянии. В одном из своих многочисленных трактатов черный монах упоминал великого немца и восторгался им. Так что скульптура Дюрера как раз подходила для этого, как ты называешь, культового места.

— А крашеные, крысы? Это для чего?

— Очень просто. С ними я проводил свои опыты, испытывая некоторые химические составы. Чтобы не перепутать крыс, я их красил после того, как усыплял. Так было легче проследить за их дальнейшим поведением. Только и всего.

«Он тронулся в этом подземелье», — с опаской посмотрев на художника, подумала Рита.

— Я жду ещё вопросов. Мне ещё нужно обойти свои владения.

Собравшись с духом, Рита задала вопрос, который мучил её.

— Скажи, зачем тебе понадобилось убивать Игоря?

— Так звали твоего парня?

— Да, — глядя прямо в глаза Сомову, сказала девушка.

— Во-первых, вас сюда никто не звал. На ваших лицах были повязки. Вы взяли несколько золотых монет, которые вам не принадлежат.

«А тебе принадлежат!» — зло подумала Рита.

— И во-вторых, — продолжал Сомов, — у твоего парня в руках был пистолет. А в гости с оружием не приходят.

— Но ты стрелял в нас там, в подвале монастыря, и едва не убил.

— Ты сказала правильно — едва. Я прекрасно вас видел, наблюдая с того момента, как вы пришли в монастырь. Я хотел напугать вас. Хотел, чтобы вы не лезли не в свои дела. Но вы оказались очень настырными. А предупреждаю я один раз.

— От твоего «благородства» легче никому не становится…

— Говори. Почему ты остановилась? Ведь ты же хотела сказать, что я убийца. Но убийца готовится убивать, знает свою жертву заранее. Здесь же всё было по-другому.

Разговор становился всё более напряженным. Чтобы как-то сменить тему, Рита спросила:

— Скажи, случайно не ты испортил мою картину?

— «Плачущего ангела»?

— Да.

— Почему ты думаешь, что это мог сделать я? — в свою очередь спросил Сомов.