Валерий Роньшин - ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ

— Запросто, — сказала Крутая. — Лявры наводят на человека кошмары, и у него начинаются наваждения. А организм с этими наваждениями борется. Отсюда и шишки с царапинами.

— А с фонариком как быть? — иронично сощурился Горохов.

— С каким фонариком?

— Который Самокат потерял во сне, а нашел наяву? Как это понимать?

— А никак, — спокойно ответила Любка. — Ты, Горохов, пытаешься рассуждать логически. Но когда дело касается существ из инфернального мира, никакой логики быть не может.

— Из какого мира?

— Инфернального, — повторила Крутая. — То есть — потустороннего.

— Это значит — загробного? — спросил Генка.

— Нет, загробный и потусторонний мир — не одно и то же. В потустороннем живут не мертвые, а живые существа. Их, как и магов, можно условно разделить на «черных» и «белых». «Черных» постоянно притягивает в наш земной мир жизненная энергия человека. Они ею питаются.

— Выходит, лявры питаются моей энергией, — понял Самокатов. — А мне из-за этого кошмары снятся?

— Ну да, — кивнула Любка.

— И долго они так питаться будут?

— Пока ты их не прогонишь.

— А как их прогнать?

— Надо выпить специальное снадобье и произнести магическое заклинание. И лявры уберутся в потусторонний мир.

— Ой, а где взять такое снадобье? — загорелся Генка. — В аптеке купить, да?!

Крутая усмехнулась.

— Ты, Самокатов, простой, как ситцевые трусы. В какой аптеке? Это же магическое средство! Его только колдунья может изготовить.

— Люб, а попроси свою бабушку!

— Она сейчас в Амстердаме.

— Ах, да, — Генка досадливо закусил губу. — А может, кто-нибудь из ее учениц приготовит?

— У них не та квалификация, — сказала Крутая. И, помолчав, добавила: — В принципе я могу это снадобье сделать. Я ведь тоже колдунья.

— Ты — колдунья?! — изумились ребята.

— Да. Но пока скрытая. Видите эти три переплетенные линии? — показала Любка на свою ладонь. — Это магический знак. Он означает, что в шестнадцать лет во мне проявятся способности мага, и я смогу колдовать не хуже бабушки. Я уже сейчас кое-что умею делать…

— Любочка, — взмолился Самокатов, — сделай это снадобье.

— Сделаю, — пообещала Любка. — Но не сегодня.

— А когда? Завтра?!

— Нет, завтра у меня прыжки с парашютом.

— Послезавтра?

— Нет, послезавтра я позирую для обложки «Космополитена»… Давай на следующей неделе.

Генка страдальчески закатил глаза.

— Еще неделю жить с этими кошмарами?! О, нет, я больше не могу…

— Ты же мужчина, Самокатов, — напомнила ему Крутая. — Ты должен быть смелым.

— Да я смелый, — вздохнул Генка. — Вот только как представлю, что ночью опять всякая гадость будет сниться — бр-р… — Самокатов скривился.

— Люб, а может, сегодня снадобье приготовишь? — вмешался Горохов.

— Исключено, — отрезала Крутая и, запрыгнув в джип, вставила ключ в замок зажигания.

И тогда Макс достал из кармана свое главное оружие. Новую жвачку.

— Люба, — вкрадчиво промолвил он, — смотри, какая у меня жвачечка есть. Она еще даже в продажу не поступила. А вкус у нее — у-у-у… — Горохов зажмурился, словно от удовольствия. — Кайфовый. Другие жвачки ей в подметки не годятся. И главное, чем дольше ее жуешь, тем вкуснее она становится.

Крутая покосилась на упаковку.

— И впрямь какая-то новенькая.

— Хочешь пожевать? — предложил Генка.

— Ну, дай попробовать.

Любка вынула изо рта свою жевательную резинку и прилепила ее к ветровому стеклу. А вместо нее сунула в рот розовую полоску Максовой жвачки и стала ее сосредоточенно жевать.

— О-о, конец света, — распробовав, сказала Крутая.

— А я что говорил? — заулыбался Макс.

— Плачу за блок десять баксов, — объявила Любка.

— К сожалению, не продается, — развел руками Горохов. — Но если ты сегодня приготовишь снадобье… — Макс сделал многозначительную паузу.

— А ты, оказывается, хитрюга… — Крутая с интересом окинула Горохова взглядом. — И руки у тебя ничего, — обратила она внимание.

— У меня и ноги ничего, — сказал Макс.

— Ладно, — приняла решение Любка. — Залезайте в тачку. Поехали.

— Куда? — спросил Самокатов.

— Куриные яйца покупать.

— Зачем? — спросил Горохов.

— Скоро узнаете.

По дороге мальчишки засыпали Любку вопросами.

— Люб, а как ты думаешь, почему мне все время снится сестра твоей бабушки? — спрашивал Генка.

— Потому что фамилия Курочкина энергетически очень заряжена, — отвечала Крутая, поворачивая с Боровой на Марата.

— Люб, а почему твоя прабабка назвала дочек одинаковыми именами? — спрашивал Макс.

— Потому что ей нравилось имя Маргарита. Вот она обеих так и назвала. А чтобы не было путаницы, называла мою бабушку — Марго, а ее сестру — Ритой… — Крутая свернула с Марата на Разъезжую.

— А Рита тоже была колдуньей? — интересовался Самокатов.

— Конечно.

— А твоя прабабушка?

— Не-а, она была обыкновенной женщиной. Магические способности передаются через поколение. Поэтому мы с бабушкой — колдуньи, а моя мама — нет… — Крутая выехала на Загородный проспект.

— А в школе юных ведьм чему учат? — любопытствовал Макс.

— Ходить по воде, летать по воздуху… — перечислила Любка.

— Ну уж это ты загнула, — снова заспорил Горохов. — По физическим законам человек не может ни ходить по воде, ни летать по воздуху…

— По физическим не может, а по магическим может, — ответила Крутая, заворачивая в Кузнечный переулок. — Приехали.

Джип остановился у Кузнечного рынка.

— Вы меня здесь подождите, — сказала Любка. — Я мигом.

И пошла на рынок.

— Свежие? — спросила она у носатого грузина, торгующего яйцами.

— Свэжайшие, дарагая, — расплылся тот в улыбке. — Толка что из-пад куры.

— Жаль, — вздохнула Крутая. — Мне тухлые нужны.

— Шутыш, красавица.

— Нет, правда.

Грузин сделал приглашающий жест.

— Тагда бэры, оны всэ тухлые.

— Вы ж сказали — свежие.

— Пашутыл, дарагая. Сколко тэбэ?

— Одно.

— Всего одын яиц? Паслушай, пачэму так мало?! Бэры дэсаток.

Любка покачала головой.

— Нет, мне одно.

Грузин протянул ей яйцо.

— С тэбя восэм рублэй, дарагая.

Крутая, не торгуясь, выложила деньги.

— А оно точно тухлое?

— Вай-вай-вай. Обыжаешь, красавица. Тухлээ этых яиц па всэму рынку нэ найты.

Любка направилась к выходу. А грузин закричал зазывно:

— Каму свэжий яиц! Падхады, бэры! Толка что из-пад куры!

Запрыгнув в джип, Крутая протянула яйцо Максу.

— Держи. Смотри не разбей.

— А это нам зачем? — спросил Горохов.

— Гоголь-моголь будем делать.

— О, я люблю гоголь-моголь, — оживился Самокатов.

Любка ничего не ответила, лишь усмехнулась загадочно. Смысл этой усмешки Генка понял, когда они приехали к нему домой на Лиговку.