Константин Шишкан - Спасенное имя

Несколько минут молчали. Маэстро осторожно наблюдал за Гришкой.

— Гриш! А Гриш? — сказал он наконец. — Почему Димкину собаку Каквасом зовут? — Маэстро одним глазом следил за выражением Гришкиного лица. — Странная какая-то кличка.

— Почему странная? — спокойно ответил Гришка, делая вид, что не замечает настороженного взгляда маэстро. — Нормальная: как вас зовут? Вот и получается: Каквас. Правда, много чести для пса — на «вы» называть. — Он поправил выбившийся из-за пазухи сверток и зевнул.

Маэстро достал из-под камня белую бутылку с прозрачной жидкостью, в которой плавала змея, отвинтил черный колпачок, сделал несколько глотков.

— На, — протянул он Гришке бутылку. — Промочи горло. Корейская водка.

— Нет, — Гришка покачал головой, — не надо.

— Пей. — Он сунул бутылку Гришке прямо в лицо. — Пей.

Гришка с трудом отвел сильную руку маэстро, а тот тут же выхватил у него из-за пазухи сверток.

— Не надо. — Гришка потянулся за свертком, но маэстро вскочил на ноги. — Отдайте!

Ему удалось наконец вырвать сверток. По траве рассыпались рисунки. И почти на всех был изображен Самсон Хамурару: на коне, в лесу с автоматом, в гимнастерке с медалью. Один из рисунков Гришка прикрыл ладонью. Об этом эпизоде из жизни деда рассказал ему отец.

…Восемнадцатый год. Январь. Днестровский лед. На снежной высоте, под Бендерами, цепь румынских солдат. Свистят пули. За камнем прячется мальчуган…

— Товарищ Котовский! Патроны кончаются.

— Патроны в крепости.

— Дороги не знаем.

— Кто может указать дорогу?

— Я! — Из-за камня выскакивает мальчуган. — Я могу.

— Кто таков? Фамилия?

— Хамурару. Самсон.

— Ты откуда такой храбрый? — улыбается Котовский. — Гляди, пуля поцелует. Не боишься?

— А чего бояться? Я маленький. В меня не попадут.

— Верно, — поправляет фуражку Котовский. — В тебя не попадут. Не должны. Ну, веди…

Маэстро поднял с земли один из рисунков. Внимательно и строго глядел на него человек в фуражке, с черной широкой бородой и небольшими усами. Густые брови, прямой нос. Гимнастерка, портупея, медаль. Аккуратный, подтянутый…

Маэстро уронил рисунок, прислонился плечом к дереву.

— Что с вами? — спросил Гришка, собирая рисунки.

Но маэстро не отвечал. Он стоял, крепко держась за шершавый ствол, рассеченный почти до сердцевины глубоким шрамом. Гришка с удивлением посмотрел на ствол.

— Молния?

— Нет, — как-то тяжело, через силу ответил маэстро. — Морозобоина…

— Морозобоина?!

— Трудно, Гришка, — сказал маэстро, — жить на свете с морозобоиной. Тяжко… — Он вздохнул. — Стояло дерево в лесу. Росло. Ударил мороз — замерзли соки. И вот — шрам, до самой сердцевины. Понимаешь? Морозобоина. Словно ножом под сердце… — Маэстро вытер влажный лоб. — И кольца выросли, и листья распустились. А всё под корой шрам…

За кустами собрались ребята. Ерошка с Ионом пошли налево, Димка с Думитрашем направо, а Михуца с Никой остались лежать в траве. Они подняли головы, прислушались.

— Из села, Григорий, придется тебе уйти, — тихо сказал маэстро. — Дед — предатель. Село, брат, не прощает… А мне — сын нужен. Помощник. А?

Гришка, сжав зубы, молчал.

Зашевелились ветви кустов, выглянуло лицо Иона.

— Есть тут одно дело, — продолжал маэстро. — Вот, понимаешь, увлекся… Хобби у меня.

Из-за камня поднялась Димкина голова.

— Да вот беда, — вздохнул маэстро. — Сила нужна. Одному не одолеть…

Гришка пожал плечами.

— Хобби-то какое?

— Веришь ли… — Маэстро даже привстал. — На старости страсть проснулась… Филарист я.

— Это еще что такое?

— У каждого свое хобби. Один, например, собирает цепочки для часов, другой — марки, а я — ордена, знаки воинского отличия… Филаристика называется.

— Не слыхал, — признался Гришка. — Ну и что?

— Сам же говорил. — Маэстро замялся. — В штольнях всякое может быть… Ящики валяются. Авось награды какие найду, погоны…

Гришка махнул рукой.

— Ерунда все это. Вы уж извините… Некогда мне…

— А там, глядишь, — вкрадчиво сказал маэстро, — глубже копнем — истину откопаем. О деде.

— Нет. — Гришка привстал на локте, вгляделся в лицо маэстро.

— Мил ты мне, Григорий. — Теодор обнял его за плечи. — Люблю я тебя, талантище ты этакий!.. Ну ладно, забудь. Разговора не было…

Димка дал ребятам знак уходить. Ион кивнул: приказ понял. И защелкал птицей. Исчезли в кустах головы Ерошки и Думитраша, Иона и Димки.

Незаметно ушел от задремавшего маэстро Гришка. И только Ника с Михуцей остались на «боевом» посту…

Вечерело. Гришка подкрался к конюшне. Хмурый, хлопнув дверью, ушел, и он проскользнул к Тормозу. Конь встретил его тихим ржанием. Гришка протянул ему кусочек сахара. Тормоз осторожно, одними губами, взял рафинад и вздохнул.

— Слышу, слышу. — Гришка похлопал коня, пощекотал его за ушами. — Ветра просишь?

Присев на ясли, задумался. Затем, как бы решив для себя трудную задачу, встал, отвязал Тормоза и вывел из конюшни.

— Будет тебе ветер, — сказал он коню, — будет чистое поле.

Через минуту он уже скакал во весь опор.

Михуца с Никой наблюдали за маэстро. Теодор открыл глаза, потянулся и встал. Провел ладонью по шраму на дереве, вздохнул и медленно, какими-то деревянными ногами пошел в кусты. Он брел, продираясь сквозь заросли боярышника, изредка останавливался и прислушивался. Но Михуца с Никой были начеку. Они сразу же приседали, прятались за камнями. На некотором расстоянии от них, скрытый высокой травой, неторопливо шел аист. Он ни на минуту не терял Михуцу из виду.

Наконец маэстро приблизился к овчарне. Остановился, огляделся.

Михуца с Никой спрятались в кустах. Застыл в траве, вытянув шею, аист.

Никого не заметив, маэстро толкнул дверь.

Ребята выскочили из кустов. Филимон оживился, замахал крыльями, захлопал клювом. Взявшись за руки, Михуца с Никой бежали по склону. На белой осыпи ракушечника оставались их следы.

И вдруг земля разошлась под ногами, трава с комьями земли стала стремительно уходить куда-то в глубину. Михуца пытался ухватиться за ее зеленую гриву, но острые стебли, порезав пальцы, остались в кулаке. Вместе с ним по крутому склону штольни, поднимая тучу белой пыли и мелкой щебенки, катилась кубарем Ника…

А тем временем Гришка мчался по степной дороге. Конь шел рысью. Пахло клевером, горькой серебристой полынью, чертополохом, сухой, устоявшейся пылью. Еще летали пестрые бабочки, звонко трещали в траве кузнечики, покачивались на ветру широко распахнутые цветы мака.

Но вот цветок смежил свои алые веки. Значит, уже семь часов. Гришка помнил эту примету еще с детства. Надо торопиться. И он помчался карьером…

Быстро надвигалась легкая летняя ночь. Гришка, выскочив на лесную дорогу, придержал коня. Остро, свежо запахло ночными цветами. Гришка знал: есть такие цветы. Они спят весь день, а ночью раскрываются и пахнут сильно и сладко. Например, маттиолы. А вот и слепец. От тоже дремлет весь день, а ночью из своих неуклюжих торб высыпает снежные хлопья цветов.