Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Итак, главный королевский советник стал мишенью скоординированного удара. Лестер заявил королеве, что Сесил из рук вон плохо управляется с государственными делами и поэтому заслуживает плахи: именно он умудрился испортить отношения с французами и испанцами, подвергнув опасности королевство. Елизавета, в свою очередь, выбранила Лестера за сомнения в правильности принимаемых Сесилом — следовательно, и королевой — решений.

Норфолк также высказался против Сесила, зная, что именно он являлся главным камнем преткновения на его пути к браку с Марией. В присутствии королевы он повернулся к графу Нортгемптону. «Видите, милорд, — по некоторым свидетельствам, сказал он, — когда граф Лестер подчиняется указаниям секретаря, он пользуется поддержкой и благосклонностью королевы, но лишь стоит ему выразить обоснованные возражения против политики Сесила, тотчас милость сменяется гневом, и она хочет отправить его в Тауэр. Нет, нет, он не отправится туда в одиночестве». Елизавета ничего не ответила.

Ходили слухи о существовании плана ареста Сесила, однако, как и множество подобных замыслов, он закончился ничем. Преданность королевы своему верному слуге была несокрушимой. Сам Сесил, знавший об угрозе, попытался наладить отношения с Норфолком. Он пошел ему на уступки и предложил более открытое и тесное взаимодействие с другими советниками. Он уступил буре.

Сам герцог все глубже и глубже погружался в море забот, окружавшее Марию. Они обменивались письмами, полными теплых чувств. Граф Лестер всячески содействовал их связи, в уверенности, что сможет извлечь из нее преимущество. В худшем случае он добьется благодарности будущей королевы, а в лучшем — Елизавета, возможно, решит выйти за него замуж, чтобы досадить Норфолку. Сама Елизавета прекрасно знала об этих слухах, которые ей докладывали бесчисленные доносчики. Однажды королева поинтересовалась у герцога о свежих новостях из-за границы. Он не был в курсе. «Нет? — ответила она. — Вы приехали из Лондона и говорите, что нет никаких новостей о чьей-нибудь свадьбе?»

Вероятнее всего, Норфолк слишком боялся ее гнева, чтобы заводить разговор на подобную тему, и в результате погрузился в еще большее молчание. Однако если бы речь шла о какой-либо тайне, то это грозило бы обвинением в измене. Некоторые из его сторонников покинули его. Граф Лестер, сбитый с толку растущим неудовольствием королевы, сказался больным и с постели поведал Елизавете все, что знал. Королева призвала Норфолка и вынудила его признаться в существовании договоренности о браке; после этого она приказала ему отказаться от своих планов.

Норфолк покинул королевский двор в разгар летнего путешествия по Титчфилду в графстве Гэмпшир, официально не попрощавшись с королевой перед возвращением в свою лондонскую резиденцию. В Говард-Хаус его ждал посол с посланием от Марии. Шотландская королева жаловалась на сильно затянувшиеся переговоры о браке. Когда посол поинтересовался, каковы намерения королевы, Норфолк ответил, что «у него достаточно друзей, которые смогут помочь ему». Подобные разговоры таили в себе большую опасность. Некоторыми из этих друзей были вельможи-католики с севера, готовые подняться на борьбу во имя шотландской королевы.

Елизавета, подозревавшая о вероятности подобного восстания, велела усилить охрану пленной Марии. Затем она отправила сообщение Норфолку, приказывая ему вернуться ко двору, расположившемуся на тот момент в Виндзоре. До герцога уже успели дойти слухи, якобы на самом деле королева собирается отправить его в Тауэр. В ответ на приказ королевы он сказался больным и поспешно удалился в свое имение Кеннингхолл в Норфолке. Поместье представляло собой средоточие его власти с земельными владениями, богатством и местными арендаторами. Название Кеннингхолл происходит от англосаксонских слов, означающих «король» и «дворец». Если бы он сочетался браком с Марией, смог ли он стать королем наяву?

Елизавета позже поделилась с Лестером своими опасениями, что в случае, если идея с браком состоится, ее вновь отправят в Тауэр. Когда некоторые члены совета высказали мнение, что намерения Норфолка вовсе не обязательно предполагали злой умысел, королева, как сообщается, упала в обморок. Дело было вовсе не в коварных придворных интригах. Елизавета как никто другой представляла себе эту ситуацию, ведь во время правления Марии Тюдор она сама очутилась в таком же злополучном положении тюремной узницы, а теперь принудила к нему Марию, королеву Шотландии. На куске ткани Мария оранжевой шерстью вышила полосатого кота с короной на голове; Елизавета была рыжеволосой. Затем рядом с котом Мария поместила маленького мышонка.

Норфолк колебался между демонстративным неповиновением и отчаянием. Он отправил королеве письмо, в котором заверял в своей верности и выражал опасения по поводу неправосудного заключения в тюрьму. В то же самое время он написал своим главным сторонникам на севере — среди них Томас Перси, граф Нортумберленд, и Чарльз Невилл, граф Уэстморленд, увещевая их не поднимать восстания, которое могло бы стоить ему головы. Последовал другой безапелляционный королевский приказ. Герцог решил подчиниться требованиям, однако был отослан в место, которого страшился больше всего, — его заперли в Тауэре. Все порты закрылись из опасений иностранного вмешательства.

Настал черед герцогов Нортумберленда и Уэстморленда; приказом Елизаветы их призвали ко двору. «Вечный позор нам и нашей стране, — сетовала жена Уэстморленда, — ибо теперь нам приходится искать норы, чтобы в них укрыться». Она советовала проявить твердость духа и смело противостоять королеве в неизбежной «сумятице». В Топклиффе, одном из поместий графства Нортумберленд, зазвонили в колокола в обратном порядке, что означало призыв к оружию. Графы восстали в ноябре 1569 года во имя старой религии. Со своими дружинами они отправились к Даремскому собору, где разрушили стол для причастия; затем они разорвали в клочья англиканскую Библию и Книгу общих молитв, после чего потребовали вернуть мессу на латинском языке. Это было самое серьезное испытание, с которым столкнулась Елизавета, а появление религиозных противоречий многократно увеличивало угрозу раскола в королевстве, охваченном гражданской войной. Испанский посол вел двойную игру, обещая активное содействие консерваторам, но на деле не выполняя и сотой части своих обязательств. Французский посол, в свою очередь, пришел в восторг от мысли о том, что Англия погрязнет в таких же религиозных беспорядках, какие бушевали в его стране.

Через два дня мятежные графы проехали через Рипон в традиционных доспехах крестоносцев, с красным крестом на груди; впереди процессии торжественно везли знамя Пяти Ран Христа, еще одной эмблемы старой веры. Именно так выступили против Генриха VIII участники Благодатного паломничества тридцатью годами ранее. Отца самого Нортумберленда, сэра Томаса Перси, арестовали и казнили после поражения Благодатного паломничества. Для прибывших в Рипон графов в соборной церкви отслужили мессу, в которой восславляли всех приверженцев «старой католической религии». Коварные советники королевы вознамерились разрушить «истинную и богоугодную католическую религию» и тем самым ввергли королевство в хаос. Во время богослужения зажигались свечи и звучала органная музыка.