Леонид Лиходеев - Звезда с неба

И в гневе он сорвал с генерала Знак Большого-Пребольшого Сверхорла и выбросил генерала в отставку. Мне даже пришлось лезть за ним под стол.

А молодой новенький адъютант, который раскладывал карту, покраснел и вытянулся во фрунт.

— Всё ясно, — сказал другой генерал, даже не взглянув на своего боевого сослуживца. — Карта правильная. Но местность неправильная. Это — местность не от той карты!

— Правильно! — воскликнул император и немедленно прицепил к этому генералу Знак Большого-Пребольшого Сверхорла, который держал в руке. При этом молодой адъютант покраснел ещё больше и ещё больше вытянулся во Фрунт.

А генерал-шутник смело развивал стратегическую мысль, поглядывая на Знак Большого-Пребольшого Сверхорла:

— Если местность не от той карты, значит, надо местность переделать, чтоб она соответствовала карте!

— Правильно, — сказал император и приказал переделать местность.

И сразу загремели барабаны, и оловянные солдатики, сделанные из пластмассы, стали переделывать местность. Они пересаживали лесок, перетаскивали песок, переделывали трясину на теснину и перестраивали теснину на трясину.

Император лично следил за работами и сверял преображённую местность с картой.

Все так усердствовали, что едва не опрокинули глиняную чашку с цветами, которая стоит у меня на столе.

Когда всё было готово и генералы выстроились перед императором, ожидая наград, молодой адъютант, стоявший всё время без движения, вдруг шевельнулся.

— Мой император, — сказал он чётким пластмассовым голосом, — согласно дисциплине я не мог сказать ни слова при старших.

Но я не могу молчать.

— Говори, — весело сказал император, довольный тем, что местность уже подходила под карту, — говори!

— Сир, — сказал адъютант, — получилась непоправимая ошибка. Местность не соответствовала карте потому, что я положил эту карту вверх ногами.

Император вскочил с барабана, прямо на спину оберунтерштабтамбурмайора и крикнул:

— Молчи, жалкий безумец!

И адъютант замолчал.

Император как ни в чём не бывало раздал награды, поздравил пластмассовых генералов и отпустил их, приказав не проспать тревоги. Затем он посмотрел на адъютанта и сказал:

— Так ты говоришь, положил карту вверх ногами?

— Так точно!

— Сам положил или исполнил чьё-нибудь задание? — спросил он вполголоса.

— Сам!

— Так-с. Что же ты, не мог промолчать? — тихо сказал император.

— Не мог! Меня мучила совесть!

— Совесть совсем не нужна тому, кто сделан из пластмассы, — сказал император. — Неужели ты думаешь, я позволю теперь переворачивать карту? Она навсегда останется вверх ногами! Вот до чего ты довёл географию! Что же я, напрасно преобразовывал местность, чтобы она соответствовала неправильно положенной карте? А?

— Никак нет! — воскликнул адъютант.

— А говоришь «совесть»! Нет у тебя совести! Бессовестный ты! Положил карту вверх ногами — молчи! Нет-нет, мы не сработаемся, я уже вижу. Кто-нибудь из нас должен уйти. Ты или я. Мне в отставку нельзя, подданные обидятся, разговоры пойдут, то да сё… А тебя я — в отставку! Нет! Тебя я — в изгнание! Я хотел тебя наградить, а ты сам принуждаешь наказать тебя! Марш в изгнание!

— Слушаюсь, мой император! — сказал адъютант. — Но прошу вас о последней милости. Разрешите придумать приличную причину моего изгнания. Если причиной будет то, что я положил карту вверх ногами, начнутся неприятные кривотолки о напрасном преобразовании местности.

— Молодец! — сказал император. — Верно! Честь императора выше всего! Ну придумай причину! Быстро!

— Сир! Пусть будет считаться, что я усумнился в победе вашего оружия!

— А ты усумнился?

— Никак нет, сир! Я клевещу на себя, чтобы возвысить моего императора!

— Молодец! Прямо жалко тебя выгонять!

— Не жалейте, сир! Да здравствует император!

При этой сцене Такк не выдержал и прослезился.

— Бедный мальчик, — прошептал он. — Неужели император его не простит?

— А ты надеешься? — спросил Тикк.

— Надеюсь… Ведь он совсем без гнева с ним разговаривал. Его величество даже сожалеет о случившемся…

— «Его величество, его величество»! — передразнил Тикк. — Сейчас его величество устроит комедию. Будто ты не знаешь, как это делается… Конечно, жалко парня, но что поделаешь — служба! Всё шло хорошо, все были довольны… Никто не заметил бы! Надо же было ему признаться!

— А ты бы разве не признался? — удивился я.

— Я бы карту положил как надо, — честно ответил Тикк.

А на столе уже назревали новые события. Весть об адъютанте разнеслась по войску.

— И надо же! Не верит в победу нашего императора, — говорили между собою пластмассовые генералы. — И, главное, в такой момент! Ну подождал бы немного — так нет же!

— По молодости, по молодости, ваше превосходительство, — говорили другие пластмассовые генералы. — От них, молодых, только и жди казуса. Да-с. Будь моя воля — я бы молодым запретил вообще на свет рождаться. Рождались бы одни солидные люди — как было бы спокойно!..

А император ходил по своей палатке и наливался гневом.

Он готовился к скорому и справедливому суду. Потому что ещё ни один суд, чинимый императорами, не был нескорым или несправедливым.

— Хоть и жаль мне его, но я выше жалости! — накачивал себя император. — Жалость унижает человека! Я его должен наказать для примера, для высшей цели! О высшая цель! Скольких ещё мне придётся бросить в твою пасть! Как трудно быть императором! — Так он сказал и посмотрел в походное зеркало.

И вот начался суд.

Окружённый свитой, озирая орлиным взором войска, стоял грозный император, скрестив руки на груди. На голове у него была парадная корона, а генерал-шутник держал открытую коробку с походной короной.

Перед императором стоял пластмассовый адъютант.

— Итак, — сказал император, глядя на него, — удел твой будет жесток!

И в это время загремели барабаны, подчёркивая слова императора.

И все бомбардиры, бригадиры, кирасиры, гренадеры, егеря и фельдъегеря закричали «виват!».

Несчастный адъютант подождал, пока утихнут барабаны и умолкнут войска, и только после этого воскликнул:

— О горе мне!

Он не хотел нарушать своим одиночным возгласом мощный дружный клич своих боевых товарищей.

— Ни дна тебе ни покрышки! — произнёс император. — Ступай!

И снова загремели барабаны и войска закричали «виват!».

— Стой! Чтобы у тебя не было угла, где бы ты мог преклонить голову!

— О горе мне! — воскликнул несчастный и побежал к чашке с водою.

Но император остановил его зычным голосом, топая ногами.

— Стой! Воротись! Я ещё не кончил!

Несчастный остановился.

— Итак, — произнёс, загибая пальцы, император, — насчёт угла я тебе сказал, насчёт ни дна ни покрышки сказал… Теперь дальше — чтобы у тебя не было радостей жизни! Ступай!