Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]

Государь знал обо всём. Ещё 11 июля Нессельроде сообщал Воронцову, что царь согласен выслать Пушкина из Одессы, что он имеет и другие сведения, доказывающие, что Пушкин «слишком проникся вредными началами». «Вы убедитесь в этом из приложенного при сём письма. Его величество поручил мне переслать его вам; об нём узнала московская полиция, потому что оно ходило из рук в руки и получило всеобщую известность. Вследствие этого, его величество, в видах законного наказания, приказал мне исключить его из списков чиновников министерства иностранных дел за дурное поведение; впрочем его величество не соглашается оставить его совершенно без надзора, на том основании, что, пользуясь своим независимым положением, он будет, без сомнения, всё более и более распространять те вредные идеи, которых он держится».

А посему, не только отставка, но и новая ссылка — в имение родителей, в Псковскую губернию, под надзор местного начальства. «Ваше сиятельство не замедлит сообщить г. Пушкину это решение, которое он должен выполнить в точности, и отправить его без отлагательства в Псков, снабдив прогонными деньгами».

В письме, перехваченном московской полицией, Пушкин писал Кюхельбекеру, что берёт уроки «чистого афеизма» у англичанина — «глухого философа», который, доказывая, что бога не существует, мимоходом уничтожает «слабые доказательства бессмертия души».

Пушкин ещё не знал, что жить в Одессе ему оставалось считанные дни. Туманные намёки Вяземского в письмах к Вере Фёдоровне, отсутствие вестей из Петербурга невольно наводили на мысль, что ничего хорошего его не ждёт впереди. Он чувствовал себя как бы опутанным липкой паутиной, из которой можно освободиться, только сделав сильный рывок. И он задумывает бегство. Он и раньше подумывал о том, чтобы «взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь». Бежать можно было только морем. Так безопасней и вернее. Заплатить капитану какого-нибудь корабля, чтобы тот увёз его. Но для бегства нужны большие деньги. Деньги, деньги… Денег не было. Он посвятил в свои планы Веру Фёдоровну. Она пыталась помочь раздобыть необходимую сумму, но так и не сумела. Да было уже поздно… Российская государственная машина, обычно неповоротливая и медлительная, теперь работала быстро и чётко. Получив письмо Нессельроде о решении дела Пушкина, Воронцов из Симферополя предписал одесскому градоначальнику графу Гурьеву сообщить Пушкину волю государя и отправить его немедленно в Псков. Если Пушкин даст подписку, что нигде не остановится по пути к Пскову и будет прямо следовать к месту назначения, разрешить ему ехать одному. «В противном случае отправить его с надёжным чиновником».

Одесской жизни Пушкину оставалась одна неделя. Напоследок судьба поднесла ему подарок. В середине июля Вера Фёдоровна писала о Пушкине мужу: «Три женщины, в которых он был влюблён, недавно уехали… К счастью одна возвращается на этих днях».

Тяжело больную Амалию Ризнич муж отправил в Вену. Каролина Собаньская на время уехала из Одессы. Возвращалась Елизавета Ксаверьевна. Она приехала из Крыма 25 июля и поселилась по-прежнему на даче Рено.

Она вернулась в Одессу ненадолго. Ей предстояло ехать в имение матери под Белой Церковью к больным детям.

Ещё до отъезда в Крым графиня Воронцова подружилась с Верой Фёдоровной. И тогда, и теперь они много времени проводили вместе. Пушкин сопровождал их повсюду.

Любимая прогулка была у моря. Море притягивало всех троих. «Я вчера оставалась около часа на берегу моря с Пушкиным под проливным дождём, чтобы видеть, как трепало бурей корабль», — писала Вера Фёдоровна. Они любили смотреть, как приближается к берегу грозный девятый вал. «Как-то с гр. Воронцовой и Пушкиным мы дожидались его и были облиты так, что пришлось переменять платье».

Дадут отставку или нет — Пушкин рассчитывал остаться в Одессе. Известие о том, что его высылают в Псковскую деревню, ошеломило, застало врасплох.

«Когда была решена его высылка из Одессы, — рассказывает Вера Фёдоровна, — он прибежал впопыхах с дачи Воронцовых, весь растерянный, без шляпы и перчаток, так что за ними послали человека».

29 июля Пушкина вызвал к себе одесский градоначальник и предложил подписать следующее: «Нижеподписавшийся сим обязывается по данному от г. одесского градоначальника маршруту без замедления отправиться из Одессы к месту назначения в губернский город Псков, не останавливаясь нигде по пути по своему произволу, а по прибытии в Псков явиться лично к г. гражданскому губернатору.

Одесса. 29 дня 1824».

Тут же Пушкин расписался и в получении прогонных денег на три лошади — триста восемьдесят девять рублей четыре копейки.

Он вернулся к себе в гостиницу и сказал Никите:

— Собирайся, едем.

— Господи, куда ещё?

— В Псковскую губернию, в село Михайловское.

— Неужто в Расею?!

В голосе дядьки было столько изумления и неподдельной радости, что Пушкин не мог не улыбнуться. Кишинёв и Одессу Никита не считал «Расеей», потому что здесь жили «не по-нашему», говорили «не по-нашему» и ели «не по-нашему».

На следующий день рано утром Пушкин кликнул извозчика Березу, который охотнее других возил его в долг, и велел ехать к морю. Он долго бродил по берегу, всё смотрел и смотрел. Он прощался с морем.

Последний свой вечер в Одессе Пушкин провёл в театре, потому что там была Воронцова. Она сидела в ложе с княгиней Верой Вяземской. Давали оперу Россини «Турок в Италии».