Семен Узин - Гремящий дым

— Нажимайте, сосед! — подбадривал он меня, поворачивая забрызганное морской водой лицо и подмигивая. — Считайте, что это ваше морское крещение… Посейдон испытывает ваши силы, прежде чем зачислить в свою свиту!

— Охотно снимаю свою кандидатуру, чтобы не опоздать к обеду, — вяло отшутился я.

— Пустое, — беззаботно откликнулся Андрей Петрович. — Еще несколько усилий, и мы дома. — Он обернулся, потом вскочил на сиденье и, размахивая руками, трижды победно прокричал: «Ялос! Ялос! Ялос!» Потом снова уселся рядом со мной и принялся яростно работать веслом, приговаривая: «Ну-ка, взяли… еще раз взяли!»

Обливаясь потом, я старался не отставать от него, хотя мне казалось, что лодка совсем не двигается вперед, несмотря на все наши усилия. Борьба с ветром и волнами представлялась мне совершенно бесплодной, и чувство безнадежности невольно начало овладевать мной. В голове сделалось пусто, движения стали скованными.

Как бы угадав, что со мной творится, Андрей Петрович, бросив взгляд в сторону берега, сказал самым обыденным тоном:

— Отправляйтесь-ка на корму, теперь я буду грести один, так удобнее. А как только я скомандую, прыгайте в воду и толкайте лодку к берегу.

Через некоторое время, которое показалось мне вечностью, мы оба были уже в воде, таща лодку по громыхавшей гальке. Я уже не чувствовал усталости и энергично помогал Андрею Петровичу закрепить лодку на берегу.

— А, путешественники явились?! — приветствовал нас с порога Василий Петрович. — Пожалуйте к столу, поспели в самый раз.

Мы не заставили себя долго ждать и через несколько минут сидели уже за столом и с аппетитом поглощали наваристый борщ, приготовленный женой Василия Петровича.

— Кушайте, кушайте на здоровье, — потчевала она. — Небось проголодались с самого-то утра, да и потрудиться пришлось, ишь ведь море какое беспокойное!

— Довольны ли вы прогулкой? — обратился ко мне Василий Петрович, добродушно посмеиваясь.

— Еще бы, — с энтузиазмом ответил я. Теперь, когда все было позади, наша прогулка представлялась мне увлекательной и совершенно безопасной.

— А признайтесь, сосед, — хитро прищурившись, спросил Андрей Петрович, — что вы того… немножечко струхнули?

— Было, — чистосердечно согласился я, — скрывать не стану. Неуютно себя чувствуешь в бурном море.

— Какая же это буря, — рассмеялся Василий Петрович. — Вот к вечеру, должно быть, разыграется по-настоящему. А сейчас просто свежо.

— По-вашему, свежо, а по-моему, настоящая буря, — упрямо возразил я. — И не пытайтесь, пожалуйста, разубеждать меня в этом.

Братья с улыбкой переглянулись.

— Но довольно говорить о моих переживаниях, — продолжал я, не забывая при этом орудовать ложкой. — Вы мне объясните, Андрей Петрович, другое…

— Что именно?

— Когда вы вскочили в лодке и прокричали несколько раз одно и то же слово, что оно означало?

— Какое слово, не помню?

— Если я не ошибаюсь, вы кричали «ялос!».

— А-а-а, вот вы о чем, — пожал плечами Андрей Петрович. — Это я в шутку. Просто мне вспомнилась басня, которую мой брат в течение многих лет рассказывал легковерным туристам, посещавшим Ялту.

— Басня! — возмущенно сверкнул глазами Василий Петрович. — Помолчал бы лучше, если не знаешь ровно ничего. Это тебе не твоя математика!

— Постойте! — хлопнув себя по лбу, вдруг воскликнул я. — Как же я сразу не догадался! «Ялос» — это же по-гречески берег, материк!..

— Совершенно верно, — обрадованно подтвердил Василий Петрович.

— Теперь мне все понятно. А там, на лодке, я был просто удивлен его поступку, столь внезапному и необъяснимому. Думал совершенно о другом…

— Как бы поскорее добраться до берега? — Вопрос исходил от Андрея Петровича.

— Хотя бы и так, — не смущаясь, согласился я. — Но вернемся к слову «ялос». Насколько мне известно, в специальной литературе с ним связывают название города Ялты. Там говорится, что плывшие по Черному морю греческие купцы — это было в давние времена — попали в сильную бурю и терпели бедствие. Они уже потеряли всякую надежду на спасение, как вдруг сквозь туман и мглу выступили неожиданно очертания берега. «Ялос, ялос!» — радостно закричали они (вы, Андрей Петрович, видимо, подражали им). С большим трудом им удалось пристать к берегу, который впоследствии стали именовать берегом спасения. Это и было то место, где стоит нынешняя Ялта, и ее название происходит от слова «ялос».

— Скажите, пожалуйста, — произнес Андрей Петрович. — Оказывается, не только мой брат небылицы рассказывает, о них и в книгах пишут?

— Не делай удивленного лица, — не утерпел Василий Петрович, — я тебе не раз об этом говорил, но ты поднимал меня на смех. — Он повернулся ко мне и доверительно, как единомышленнику, сказал:

— Вы совершенно правильно изложили суть общеизвестной легенды, но есть более подробные предания.

— Вот как? — заинтересовался я. — Любопытно было бы послушать.

— Стоит ли тратить время на детские сказки, — лениво пробормотал Андрей Петрович. — Впрочем, если вам так уж не терпится услышать эту так называемую историю, слушайте, а я потом скажу, что думаю обо всем этом.

— Как видите, — обращаясь ко мне, заметил Василий Петрович, — назревает ученый спор, и вам в этом споре отводится роль нелицеприятного арбитра. Что ж, приступайте к исполнению своих обязанностей.

Я шутливо поклонился:

— Благодарю за доверие. Первое слово вам, Василий Петрович. И знайте, что я буду слушать вас с особым интересом.

— Мне очень приятно это слышать, — оживился старик. — Я изложу содержание предания, о котором только что упомянул. Вот оно.

…На живописных склонах Яйлы, неподалеку от нынешней Ялты, на правом берегу небольшой, но быстрой речки Кремасто-Неро (в переводе с греческого это значит «висячая вода»), в стародавние времена располагалось греческое селение. Поблизости от него выбивался из-под земли источник воды. И была та вода столь сладостной и приятной, что однажды отведавший ее не в силах был покинуть эти места и оставался здесь навсегда.

Чудесный источник дарил окрестным землям неиссякаемое плодородие, и оливковые деревья расцветали на них во всем своем великолепии. Хор пернатых певцов оглашал вечнозеленые рощи волшебными трелями, как бы славя прекрасную природу.

Сюда в праздничные дни приходили жители селения, их встречал с неизменным гостеприимством владелец этой земли старец Анагности, которого народ любил и почитал, называя его благословенным.

Старик имел двух сыновей: старшего звали Василис, а младшего — Георгиос. Все свои надежды престарелый Анагности возлагал на старшего сына, так как младший с малолетства проявлял дурные наклонности, с годами все более усугублявшиеся.